Ил. 9. Александр Невский. Икона

   Выдвижение Александра из круга святых русских князей на ведущую позицию в имперском пантеоне самым тесным образом связано с биографией Петра Великого (1682-1725). При царе-реформаторе государственная по преимуществу интерпретация окончательно взяла верх над церковным дискурсом. Александр Невский был адаптирован к новой, имперской, знаковой системе и встроен в нее. По воле Петра I всё, включая и святого Александра Невского, призвано было служить росту государственного блага и общей пользы. Содержание образа Александра Невского определялось отныне не благородством правящей династии или святостью церкви, как это было еще в XVI-XVII вв. В имперском петербургском дискурсе святой призван был служить отсылкой к личности и статусу царя и императора, к новосозданной столице Санкт-Петербургу и Российскому государству как империи. Нет ничего удивительного в том, что Петр выбрал одним из центральных исторических героев Александра Невского. Уже Иван IV, начавший борьбу за господство на Балтике нападением на Ливонию (1558), в оправдание такой политики ссылался на своего средневекового предшественника. Подобно ему и Петр во времена Северной войны со Швецией обосновывал свои претензии на территории вокруг Невы исторической границей между Новгородом и Швецией времен Александра Невского [1]. При этом само по себе восстановление исторических границ едва ли было военной целью Петра. У него, однако, была возможность задним числом оправдать свое стремление к Балтийскому морю обращением к российской истории, давно поглотившей историю Новгорода [2]. Петра I чествовали после взятия Ингерманландии, Карелии, Эстонии и Ливонии как завершителя дела Александра, уже в 1240 г. побившего на Неве ненавистных шведов:
   

Се, идеже Александр святый посея малое семя, тебе превеликая угобзися нива. Где он трудился, да бы не безвестна была граница российская, ты престол российский тамо воздвигл еси [3].

   Официальная версия этой истории гласила, что остзейские провинции принадлежали шведской короне не по праву, и, вернув их, Петр лишь восстановил справедливость. В торжественной проповеди 23 ноября 1718 г. Феофан Прокопович (с 1718 г. епископ Псковский) провел параллель между Петром и Александром, который "при Неве... благословенным же оружием умертвив, смертоноснаго супостата, отродил Россию и сия ея члены, Ингрию, глаголю и Карелию, уже тогда отсещися имевшия, удержал и утвердил и теле отечества своего и, прозван быв Александр Невский свидельствует и доселе, яко Нева есть российская" [4].
   Вполне понятно, таким образом, почему св. Александр Невский был выбран покровителем Санкт-Петербурга, основанного в 1703 г. и отвоеванном у Швеции устье реки Невы, а в 1711 г. объявленного "царствующим градом" - резиденцией двора и правительства [5]. Традиция небесного покровителя города, имеющая средиземноморские корни, уходящие в позднюю античность, впоследствии получила широкое распространение в городской культуре. Подобно св. Петру в Риме, святой, "присутствующий" (гробом, останками / мощами) в "своем" городе, призван был уберечь городскую общину от любого явного или неявного несчастья. Многие легенды об основании средневековых городов называют городского покровителя одновременно основателем города [6]. В случае Санкт-Петербурга эта роль однозначно отводилась самому Петру, однако в определенной степени последний правил как наместник Александра [7].

Ил. 10. Александр Невский. Портретная икона. XVIII век

   Для того чтобы мощи покровителя города обрели достойное их святилище, Петр задумал основать в Санкт-Петербурге новый монастырь в честь Святой Троицы и Александра Невского. Существует мнение, что идея строительства монастыря возникла у Петра уже в 1704 г., одновременно с планами основания города [8]. С уверенностью можно говорить лишь о том, что летом 1710 г., после решающей победы над Швецией под Полтавой (1709 г.), царь отправился к устью Невы, чтобы определить место для будущего монастыря в честь "Живоначальныя Троицы и святого благоверного великого князя Александра Невского". Выбор пал на место впадения в Неву Черной (ныне Монастырской) речки, где, как считалось, Александр разбил шведов в 1240 г. [9]. Сегодня уже невозможно сказать, стала ли эта легенда причиной основания монастыря, или, наоборот, строительство монастыря повлекло за собой легенду. В действительности, указанная победа была одержана не там, где сегодня стоит монастырь, а в том месте, где в Неву впадает Ижора [10]. Но не вызывает сомнения тщательно продуманное воскрешение genius loci - стремление Петра навсегда связать свои победы с победой Александра. Основание монастыря было своеобразным политическим жестом, подчеркивающим важную роль, которую царь отводил традиции борьбы за свободный выход к Балтийскому морю. Значение новой Александро-Невской обители как одного из символических центров столицы становится более очевидным при взгляде на ранние проекты застройки Санкт-Петербурга. Изначальный план города предусматривал прямую "Невскую першпективу" от монастыря до собора Св. Петра и Павла, т.е. от места погребения покровителя города до новой крепости и будущей усыпальницы династии Романовых. Однако, согласно измененному плану тридцатых, годов XVIII в., улицы стали располагаться по лучевым осям, устремленным к Адмиралтейской башне. Тем самым было изменено и направление главной городской магистрали, Невского проспекта [11], который и сегодня, делая изгиб на площади Восстания, соединяет лавру с Адмиралтейством [12].
   Может показаться, что основание Александро-Невского монастыря входит в противоречие с петровской церковной политикой, в особенности с его монастырской реформой 1701 и 1721 гг. Петр не только поставил под жесткий контроль доходы монастырей, но и запретил основание новых монашеских общин; вступление в монашество было сильно затруднено, немало монастырей была закрыто [13]. При всем том царь никогда не отвергал полностью монашество как социальную группу. Весь церковный аппарат, однако, должен был подчиниться государственному контролю, а монахи и монахини - внести свой вклад в созидание "общего блага", например в попечение о бедных, стариках и сиротах. Кроме того, Петр и идеолог его церковной политики Феофан Прокопович стремились сделать из монастырей "рассадники науки". Одним из важнейших образовательных учреждений для высшего духовенства и должен был стать Александро-Невский монастырь [14]. Петр обладал способностью "самым хитроумным образом использовать преимущества того, что имелось у него в распоряжении". Применительно к монастырской реформе такой подход означал "сплав старых церковных норм и новейших представлений о государственной пользе" [15]. Именно в этой связи следует рассматривать введение культа Александра Невского и основание посвященного ему монастыря. "Старательно отмежевываясь от суеверий и поклонения святым" [16], Петр тем не менее считал почитание Александра Невского полезным с точки зрения государственного блага и интегрировал культ этого святого в новую идеологию столицы, императора и империи.
   Строительство монастыря началось в 1712 г. по петровскому указу от 20 февраля [17]. Еще в 1710 г. на предполагаемом месте строительства были воздвигнуты два креста и построена небольшая деревянная часовня. День освящения первой церкви - Благовещения Пресвятой Богородицы, 25 марта 1713 г., считается "днем рождения" монастыря. Для строительства первого каменного храма был приглашен архитектор Петропавловского собора Доминико Трезини. В 1717-1722 гг. по его проекту было построено двухэтажное барочное здание, где разместились "нижняя" Благовещенская церковь и "верхняя" церковь Св. Александра Невского, освященная 30 августа 1724 г. Именно в этот день в храм были торжественно помещены привезенные из Владимира мощи святого покровителя новой столицы.

Ил. 11. Христос Вседержитель

   Торжественное перенесение мощей из Рождественского монастыря во Владимире в Санкт-Петербург стало первым официальным мероприятием культа Александра Невского, рассчитанным на широкий резонанс. В мае 1723 г. Петр I издал указ, в котором распорядился о перенесении святых мощей [18]. Планирование акции осуществлялось Святейшим синодом [19]. Перенесение мощей было средневековым обычаем, посредством которого новый храм или город как бы вручался своему небесному покровителю. На этот раз обряд был важным шагом на пути "назначения" Александра небесным покровителем Санкт-Петербурга. Специально для процессии пыли изготовлены роскошный переносной ковчег для мощей и огромных размеров полог, требовавшие от девятнадцати до двадцати пяти носильщиков. Священный груз охраняли солдаты. По всему пути следования местное духовенство и население должно было встречать мощи крестным ходом и некоторое время сопровождать процессию. О большом количестве участников из народа сообщался в специальном подробном описании. 11 августа 1723 г. торжественная процессия двинулась из Владимира по направлению к Москве [20]. Изначально встреча в Петербурге была запланирована на 20 - 25 августа, что оказалось невыполнимым из-за дорожных трудностей. Только 17 августа процессия достигла ворот Москвы, где на следующий день ее проводил в город большой крестный ход. Mapшрут предусматривал путь через Тверь и Новгород и далее по воде в Шлиссельбург, куда рака и ее сопровождающие прибыли 18 сентября. Здесь мощи находились до дня их перемещения в новую столицу в следующем году.
   В третью годовщину заключенного 30 августа 1721 г. Ништадтского мира, которым юридически закреплялись окончание Северной войны и присоединение к России "на вечные времена" Ингерманландии, Карелии, Эстляндии и Ливонии, должно было произойти торжественное перенесение мощей Александра в освященный его именем монастырь [21]. Однако едва ли можно было представить "въезд" св. Александра в Санкт-Петербург монахом и чудотворцем Алексием, каким он изображался на портретных иконах в духе московской традиции. Во-первых, император враждебно относился к монашеству, во-вторых, Новгородский князь использовался Петром в его политической символике как непобедимый полководец. Поэтому неизбежной оказалась символическая трансформация фигуры средневекового князя. Уже в июне 1724 г. Синод запретил рисовать св. Александра на иконах в монашеском облачении и утвердил новый канон его изображения [22]. Для начала под эти новые правила следовало "подогнать" украшения и аксессуары раки с мощами святого.
   Смертные останки Александра, проделавшие долгий обратный путь на Неву, покоились в обитой серебром деревянной раке, изготовленной в 1695 г. [23] На семи пластинах, закрепленных на гробе, располагалось краткое изложение Жития князя, история создания раки и надпись, в которой Александра просили о небесном заступничестве. Абсолютно в духе старой московской традиции, в кратком тексте Жития вырисовывался образ Александра как святого князя, монаха и чудотворца, потомка древнего благородного рода, государя, соответствующего идеалу христианского правителя [24]. Он был благочестив и богобоязнен, уважал духовенство, был защитником вдов и сирот, помогал бедным и нищим. Сжатый рассказ о заслугах Александра как победителя "проклятого врага" с Запада в жизнеописании уместился всего лишь в одно предложение [25]. Его решение принять монашеский постриг, чудо с духовной грамотой и многие другие чудеса, произошедшие на его могиле, напротив, были оценены по достоинству. Над ракой с мощами располагалась икона в позолоченном серебряном окладе, на которой Александр Невский, как и на вышивке на плащанице, изображен в монашеском облачении, согласно старым иконографическим требованиям. Икона и плащаница перед отправкой в Петербург были отделены от раки и заменены изображениями Александра в княжеских одеждах [26].

Ил. 12. Портретная икона Александра Невского. Петропавловский собор в Санкт-Петербурге. XVIII век

   К сожалению, до нас не дошла эта первая икона, изображающая святого князя по новым иконографическим канонам, работы мастера петербургской типографии Ивана Одольского. Однако еще три сохранившиеся иконы XVIII в. позволяют нам наметить то пространство, в котором могло располагаться это первое изображение. Одна из трех икон изображает Александра верхом на коне с золотой уздечкой, седлом и подковами (ил. 9). Князь облачен в роскошные одежды, украшенный драгоценными камнями плащ с меховой оторочкой. На голове у него княжеская шапка, не похожая ни на шапку Мономаха, московскую царскую корону, ни на новую, императорскую корону. Князь изображен с бородой, и его святость обозначена нимбом. В левой руке он крепко держит поводья, правая покоится на рукояти меча. На заднем плане этого изображения виден силуэт некоего города и течение реки - вероятно, указание па Санкт-Петербург [27]. Вторая икона, также датируемая XVIII в., представляет в стиле парсуны "Святого правоверного Александра Невского" в роскошных золотых доспехах (ил. 10). Длинный пурпурный плащ, отороченный зелено-голубым мехом, лежит на плечах и скреплен на груди брошью. В правой руке Александр держит скипетр, острие которого подобно стреле, левой он держит стоящий на земле щит с барочным орнаментом. Голова Александра окружена нимбом, его окаймленное бородой лицо сильно напоминает лик Иисуса на иконе "Христос Вседержитель" (ил. 11) [28]. Третья икона является частью иконостаса усыпальницы династии Романовых в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге (ил. 12). Александр Невский изображен здесь одиноко стоящим на фоне скромного пейзажа, на плечах у него красная мантия, подбитая горностаем. Его благоговейный взгляд устремлен горe, на горизонте едва различим силуэт некоего города.
   Указ Синода, определивший новый иконографический образ Александра Невского, не содержит прямых разъяснений о том, что именно следовало изображать в качестве "великокняжеского одеяния". Обязательная "прорись" для новых изображений святого, видимо, отсутствовала [29]. Этим объясняется большое разнообразие различных иконописных изображений Невского начиная с этого времени. Укажем на важнейшую общую черту всех трех описанных нами икон XVIII в. На всех святой предстает прежде всего правителем. На первой это сделано посредством мотива всадника и княжеской одежды, на другой эту роль символизируют скипетр, доспехи и сходство с иконографией Христа. Второе изображение святого, кроме того, подчеркивает при помощи доспехов и щита тот факт, что Александр был князем-воином, этот аспект возникает параллельно концепции нового образа правителя как полководца (императора). Таким образом, можно предположить, что на иконе, украшавшей ковчег с мощами Александра Невского при прибытии в Санкт-Петербург, он изображался не монахом и чудотворцем Алексием, но правителем или князем-воином [30].
   Если "монаха Алексия" провожала из Владимира в Шлиссельбург процессия, в которой участвовало прежде всего высшее духовенство, то "великий князь и полководец Александр Невский" торжественно вступил во врученную его покровительству столицу с военными почестями. 30 августа 1724 г. весь флот Невы был направлен для сопровождения раки с мощами из Шлиссельбурга в Санкт-Петербург [31]. Согласно сохранившимся источникам, Петр I сам отправился под парусом навстречу своему предку, чтобы собственноручно управлять штурвалом галеры, которая должна была доставить гроб к месту назначения [32]. Мощи святого патрона приветствовали в Александро-Невском монастыре пушечными выстрелами и колокольным звоном и перенесли с берега Невы в освященную его именем церковь. Празднование третьей годовщины Ништадтского мира и установления небесного покровительства Александра над городом продолжалось три дня. Центральным событием церемонии стало праздничное богослужение 30 августа с последующей трапезой для генералов, сенаторов и высших государственных и церковных сановников в присутствии императорской семьи, куда всех пригласил архимандрит монастыря [33]. Да и все население Петербурга, роскошно иллюминированного 30 августа, не могло не заметить празднества. За процессией наблюдало более 6000 рядовых зрителей [34]. Прибытие мощей в Санкт-Петербург означало символическое возведение Александра на "престол" небесного покровителя города.
   Петр I стремился объединить память об Александре Невском с памятью о себе и о собственных исторических заслугах. По этой причине 2 сентября 1724 г. он отдал распоряжение Синоду издать указ о переносе празднования дня св. Александра с 23 ноября на 30 августа [35]. С этих пор 30 августа должно было отмечаться не только как день победы Петра над Швецией, но и как день переноса мощей св. Александра в Петербург. Решение Петра было нацелено на смещение "агиографических координат" культа Александра Невского. Переместив саму могилу святого, Петр I хотел теперь передвинуть и день его поминовения в церковном календаре. Это был последний элемент символической трансформации, призванный объединить в историческом сознании потомков в единое целое победу Петра над шведами и славу Александра, а также включить в историю памяти о Невском решение императора перенести мощи святого на Неву. Как будто просвещенный монарх рассматривал себя как типологическое повторение или отражение воплощенного в Александре Невском прообраза. В торжественной проповеди 23 ноября 1718 г. Феофан Прокопович назвал Петра "живым зерцалом" Александра [36]. Вероятнее, однако, что монарх просто стремился использовать славу Александра для повышения своей собственной популярности.
   В новых литургических текстах для 30 августа объединены элементы жития Александра - особенно пассажи, описывающие военные победы над шведами, - и отрывки о предыстории Северной войны, Ништадтском мире и переносе мощей в Санкт-Петербург [37]. Заказ на сочинение нового синаксара, вместе с житием и литургией, получил архимандрит Гавриил Бужинский, талантливый проповедник и сторонник Петровских реформ [38]. Синаксар и утвердившийся в нем образ Александра Невского получили намного более широкое распространение, чем любые более ранние тексты о святом князе. К 1726 г. в типографии Александро-Невского монастыря было напечатано и разослано по всем епархиям 12 000 экземпляров этого произведения [39]. Текст Бужинского начинается с предисловия о Северной войне, основании Петербурга, строительстве монастыря и переносе мощей святого из Владимира. Описание перенесения останков существенно отличается от пригодных для сравнения описаний из средневековых текстов [40]. Если там перенос священных останков всегда объясняется Божьей волей, здесь он оказывается результатом решения монарха Петра. Перечисление чудесных деяний святого отсутствует в современном описании переноса мощей, так же как и плач жителей Владимира о потере драгоценной святыни. Как правило, и то и другое встречается в соответствующих средневековых текстах. Наконец, Бужинский не расцвечивает свой текст упоминанием о присутствии духовенства при приеме мощей в Петербурге.
   Все эти признаки говорят о смене эпох, маркированной в истории России правлением Петра Великого. Теперь, в духе просвещенческих представлений, ход времени не определяется одной лишь Божественной волей. В ход вещей может вмешаться индивид, данный здесь в образе обожествленного императора. Бужинский отказывается от упоминания всех чудес, связанных с именем Александра Невского, хотя тот почитался святым. С точки зрения просвещенного агиографа, святой уже не обязан своим выдающимся положением Божьей милости. Все объясняется его личными заслугами перед общим благом. (Наблюдение, подтверждения которому имеются почти в каждом жизнеописании Александра XVIII в.) Описание перенесения мощей в целом оказывается выражением светского "присвоения" стародавнего религиозного образца. В центре находится воля абсолютного монарха, противодействие или жалобы населения на его решения были немыслимы.
   За предисловием о Северной войне и перенесении мощей в синаксаре следует переработанная версия Жития Александра, coзданная Бужинским на основе редакции псковского монаха Василия Варлаама, полностью отвечающая новым политическим требованиям. Главными врагами Русской земли оказываются здесь шведы ("свеи") [41]. Они постоянно нападают на Новгород и даже пытаются завоевать Псков (!). Но Александр вновь и вновь отражает их удары. Новгородский князь освободил, таким образом, "всю Российскую страну" и "российские народы". Бужинский заимствовал у своих предшественников идею о том, что уже при первой поездке в Орду Александр был готов умереть мученической смертью подобно Михаилу Черниговскому [42]. Этот топос в секуляризованном виде содержится почти во всех жизнеописаниях святого, созданных в XVIII в. [43]. Однако в тексте Бужинского князь готов пожертвовать жизнью не за правую веру (как у Василия Варлаама), но за свое отечество. В панегирике, предназначенном для исполнения во время богослужений, Бужинский, конечно, не мог полностью отказаться от упоминания о святости Александра. Но чудеса, происходившие на его могиле, отступают в новом житии на задний план [44]. Александр Невский здесь представлен скорее смелым, героическим и мужественным полководцем, чем отвернувшимся от мира аскетом или монахом [45].

Ил. 13. Александр Невский. Мозаика М.В. Ломономова

   Петру I удалось сплавить воедино память об Александре Невском с памятью о своей собственной личности. Его заслуги но сохранению памяти о князе, жившем в XIII в., с течением времени пали прочными элементами дискурса об Александре Невском. Однако царю-реформатору не удалось полностью трансформировать символическую систему, связанную со святым князем. Против попыток интегрировать Александра в новую имперскую знаковую систему и сделать его инструментом личного культа Петра выступили консервативные круги. Протест защитников традиций против самовластного монаршего жеста, указавшего перенести гробницу Александра, выразился, например, в одной из легенд о перенесении мощей, распространенной как во Владимире, так и в Петербурге [46]. Святой князь, говорится в легенде, не хотел переезжать в новую столицу. Когда гроб открыли в Петербурге, он оказался пуст, а останки были обнаружены на старом месте во Владимире. Тогда Петр вновь приказал перенести мощи, что опять не удалось. После троекратного повторения император открыл гроб, и из него вырвалось наружу высокое пламя. Тогда Петр запер раку, а ключ бросил в Неву. С тех пор неизвестно, где же находятся нетленные останки, в Петербурге или во Владимире.
   Очевидно, не везде был признан перенос дня поминовения Александра. В 1728-1730 гг., согласно указу Верховного тайного совета, св. Александр не поминался в день 30 августа [47]. Но и после того как этот день вновь был включен в церковный календарь, поминовение св. Александра Невского могло совершаться 23 ноября. По сей день церковь отмечает как день переноса его мощей (30 августа), так и день его погребения (23 ноября) [48]. Этот компромисс характерен для истории памяти о Невском. Новые интерпретации его фигуры в большинстве случаев не могли полностью вытеснить старые прочтения. В результате происходило расслоение, диверсификация образа Александра Невского, что имело силу внутри различных знаковых систем.
   Поводом для противодействия переносу празднования, очевидно, стал синаксар Гаврилы Бужинского, названный архимандритом Псково-Печорского монастыря Маркеллом Радышевским "великим поношением высокой чести блаженной памяти царевича Алексея Петровича" [49]. Радышевский, оппонент Феофана Прокоповича, причислялся к консервативно-оппозиционному лагерю, представителем которого был сын Петра Алексей. Бегунов полагает, что столь резкую реакцию Радышевского вызвал намек в тексте Бужинского на оппозиционные группы вокруг царевича, пытавшиеся предотвратить строительство монастыря и перенос останков ("...смятение... от злоковарных мятежников") [50]. Этот протест демонстрирует потенциальные силы конфликта, скрывавшиеся за символической борьбой вокруг фигуры Александра Невского. Возмущение консерваторов впервые принесло плоды лишь 18 сентября 1727 г. В этот день императрица Екатерина I (1725-1727) повелела изъять из обращения произведение Бужинского и перенести празднование обратно на 23 ноября по старым Минеям Четьим [51]. Спустя три года императрица Анна Иоанновна (1730-1740) вновь отменила это распоряжение [52]. Противоречивые сигналы из Санкт-Петербурга вызвали большое замешательство. Следует предположить, что в XVIII в. праздничное богослужение в честь Александра Невского в отдельных приходах отмечалось по двум разным дням и различным книгам [53].

Ил. 14. Готфрид Кнеллер. Портрет Петра I

   Однако голоса протеста не могли предотвратить влияния Петра Великого на образ избранного им исторического предшественника. После смерти императора появились признаки слияния памяти о нем и Александре Невском. Указ Синода 1724 г. о том, что отныне следует изображать Александра только в великокняжеских одеяниях, собственно, касался лишь иконописи. Но и мастера секулярных форм изобразительного искусства (портрета, исторической живописи и мозаики) ориентировались на новый иконографический канон. Художники, не связанные строгой теологической теорией прообраза и копий, мало заботились о создании по возможности "аутентичного" или "исторического" изображения Александра Невского. Они и так не имели сведений ни о чертах его лица, ни о том, как выглядели в реальности плащ и снаряжение Новгородского князя или великого князя Владимирского. Тем более неудивительно, что в воображении "энциклопедиста" Михаила Васильевича Ломоносова (1711 - 1765) представление об Александре Невском слилось воедино с образом Петра Великого. Примером может служить мозаичный портрет, созданный этим решительным патриотом в 1757-1758 гг. в основанной им мастерской. Новгородский князь изображен здесь молодым человеком с длинными кудрями, усами и в светло-голубых латах. Над правым плечом у него красный княжеский плащ с горностаевой оторочкой, скрепленной на груди брошью. На окруженной нимбом голове - императорская корона (ил. 13) [54]. Этот образ Александра Невского до деталей совпадает с сохранившимся портретом Петра, на котором царь-реформатор изображен в молодые годы (ил. 14). Ломоносов лишает средневекового русского князя бороды и наделяет его - согласно канону облачения правителя XVIII в. - пурпурным плащом и императорской короной [55]. Кажется, художник позаимствовал даже черты лица Петра [56]. Внешнее сходство обоих властителей соотносилось для Ломоносова с родством их исторических заслуг, свои соображения о которых он изложил в "Кратком российском летописце" [57]. Эта небольшая книжка, написанная ученым в 1760 г. и содержащая краткий обзор всей российской истории, была чрезвычайно популярна и многократно переиздавалась в дальнейшем. До 1799 г. наряду с "Синопсисом" 1674 г. она была наиболее распространенным обзором истории Российской империи. Поскольку "Летописец" можно рассматривать и как "первый учебник по русской истории для школы", заданный в нем образ Александра должен был оказать существенное влияние на формирующуюся публику (Offentlichkeit) [58]. "Летописец" был в первую очередь прославлением великого царя-реформатора Петра I. Его автор стремился содействовать формированию патриотического сознания у соотечественников. Как предшественник Петра Великого Александр Невский заслуживает славной памяти потомков в первую очередь благодаря своей победе над шведами:
   

Александр Ярославич Невской, будучи на княжении новгородском, храбро побеждал шведов и ливонских немцев, напавших на Великий Новгород. По смерти отца своего призван в Орду, где Батый, удивясь его красоте, дородству и мужеству, с честию отпустил на великое княжение Владимирское, о котором меньшие его братья, Святослав и Михайло Ярославичи, между собою спорили. По четвертом хождении в Орду, на возвратном пути, постригшись, преставился [59].

   Ни победа Александра на Чудском озере, ни его промонгольская политика не удостоились упоминания в краткой записи Ломоносова. Примечательно, что ученый не говорит ничего и о святости Александра. Невская победа полностью вытеснила из памяти прочие его заслуги, Александр сливался воедино с Петром Великим и становился метафорой первого российского императора.
   Окончательное "присвоение" государством фигуры Александра Невского имело огромное значение для двух российских императриц, Елизаветы (1741-1761) и Екатерины II (1762-1796). Как дочь царя-реформатора, так и бывшая принцесса Ангальт-Цербсткая пытались использовать культ Александра Невского для повышения собственного авторитета. И вновь верному слуге государства Ломоносову удалось привести к общему знаменателю заслуги Александра Невского, Петра Первого и Елизаветы в одной надписи на серебряной раке для мощей святого покровителя города, созданной I в 1746-1753 гг. на средства императрицы:
   

Богу Всемогущему и Его Угоднику, Благоверному и Великому князю Александру Невскому, Россов усердному защитнику, презревшему прещение мучителя, тварь боготворить повелевавшему, укротившему варварство на Востоке, низложившему зависть на Западе, по земном княжении в вечное царство преселенному в лето 1263, усердием Петра Великого на место древных и новых побед пренесенному 1724 года, Державнейшая Елисавета, отеческого ко святым почитания подражательница, к нему благочестием усердствуя, сию мужества и святости Его делами украшенную раку им первообретенного при Ея благословенной державе сребра сооружать благоволила в лето 1752 [60].

   Во времена правления Екатерины II завершилось строительство Александро-Невского монастыря. Императрице, весьма искушенной в создании сценариев родства с традициями своего избранного отечества, удалось в 1790 г. надолго соединить собственное имя с историей Александра Невского [61]. Освящение Троицкого собора в посвященном ему монастыре, состоявшееся 30 августа 1790 г., связало монархиню с новым перемещением его мощей [62]. После прибытия праздничной процессии из Казанского собора, серебряная рака под барабанный бой в присутствии императорской семьи "с великим торжеством" [63] была перенесена из верхней церкви Благовещенского собора в левый придел Троицкого собора. "Здесь Петр Великий начал, Екатерина Великая совершила", - прославляли событие преданные современники [64]. 18 декабря 1797 г., уже при сыне Екатерины Павле I (1796-1801), Александро-Невский монастырь стал именоваться лаврой и занял третье место в иерархии русских православных монастырей, после Киево-Печерской и Троице-Сергиевой лавр [65].
   

   Решение Петра сделать святым покровителем Петербурга Александра Невского надолго связало память о святом князе с историей города на Неве. Александр стал прочным элементом мифологического багажа Петербурга, подобно тому, как новое место захоронения святого стало частью дискурса об Александре Невском. Перенос мощей означал для Санкт-Петербурга не только въезд покровителя города на его новую родину. Перенос останков из Владимира одновременно стал началом традиции захоронения в городе правителей, важным элементом оформления Петербурга как столицы империи. Хотя последним пристанищем Александра не стала усыпальница правящей династии, не вызывает сомнений, что святой был важен для столицы и в своей функции предка Романовых. На это указывает, во-первых, упомянутая замена иконы в Шлиссельбурге и, во-вторых, тот факт, что на раке были изображены регалии правителя [66]. Перезахоронив останки Александра в молодой столице, Петр создал новый близкий к власти культовый центр, "Сен-Дени" Российской империи.

Ил. 15. Святой Александр Невский. Лубок. XVIII век

   Многочисленные изображения XVIII в. представляют Александpa Невского на фоне архитектурных силуэтов новой столицы. На одном из наиболее старых дошедших до нас лубков с изображением патрона города святой князь представлен в доспехах верхом на галопирующем коне (ил. 15) [67]. В левой руке у него угрожающе поднятый меч, на окруженной нимбом голове - императорская корона [68]. Луч света, который посылает всаднику изображенный в верхнем левом углу Христос, говорит о том, что Александр обладает данной Богом имперской властью. На заднем плане этого портрета видны Александро-Невский монастырь, Петропавловская крепость, широкое русло Невы и расположенный на том же берегу военный лагерь - предположительно намек на победу Александра над Швецией в 1240 г. [69]. Эту гравюру можно назвать примером переплетения элементов церковного дискурса и нового, имперского прочтения Александра. Изобразительный ряд произведения уже полностью соответствует новой петербургской трактовке его фигуры. Традиционные элементы, однако, содержатся в кратком панегирическом тексте в нижней части лубка: Александр описывается здесь с помощью солярной метафоры как абсолютный монарх и победитель западных врагов [70]. Эпитеты ("нового чудотворца, преславна и благоприятна") и тот факт, что городом его захоронения назван исключительно Владимир, напоминают об интерпретации фигуры князя, созданной в московскую эпоху [71]. Все это еще раз доказывает, что в развитии дискурса об Александре Невском новые интерпретации никогда полностью не вытесняли прежних прочтений.
   Лубки, или народные картинки, появились в России в XVII в. и были предшественниками иллюстрированных медиа. На первых простых деревянных гравюрах изображались религиозные сюжеты, сатирические сцены и, позднее, исторические и политические события. Наряду с иконами лубки были "единственным изобразительным материалом, доступным массам русского народа, то есть они занимали важное место как в городской, так и в крестьянской культуре" [72]. В середине XIX в. лубок стал атрибутом почти каждой крестьянской избы и жилища городского плебса. Частичная секуляризация образа Александра Невского в XVIII в. позволила теперь изображать князя и в профанной художественной форме, каковой был лубок. Это "высвобождение" образа святого из узких рамок иконописного канона стало важным шагом на пути популяризации покровителя города в петербургской интерпретации.
   Очевидно, большое значение для закрепления образа Александра Невского в сознании населения Петербурга имели и праздничные процессии, проходившие ежегодно 30 августа в городе с 1743 г. (и вплоть до 1921 г.) [73]. По указанию "ее императорского величества Елизаветы Петровны" 29 августа 1743 г. Синод издал регламент процессии, который одобрила императрица [74]. Праздничный крестный ход, "как в Москве бывает" в другие дни, должен был состояться на следующий день и пройти от Казанского собора до Александро-Невского монастыря. Во главе процессии шествовали представители высшего духовенства с иконами и хоругвями, в сопровождении кавалеров ордена Александра Невского, императорской семьи, министров, высших чиновников и генералитета (ил. 16).

Ил. 16. Крестный ход в Петербурге 30 августа. Фотография 1908 или 1909 года

Весь церковный люд, даже не упомянутый в описании процессии, предположительно формировал ее "хвост" и заполнял обочины дорог на пути ее следования. Унтер-офицеры и солдаты были выстроены вдоль всего Невского проспекта, осуществляя охрану представителей церкви и государства [75]. Вершиной мероприятия было праздничное богослужение в Александро-Невском монастыре, где крестный ход встречали барабанным боем [76]. Ежегодная церемония 30 августа закрепляла в живой памяти петербуржцев образ их городского патрона, а также Петра Великого и его победы над Швецией. Город был украшен и иллюминирован, в течение дня неоднократно звучали пушечные залпы с одной из крепостей [77]. В XIX в. празднования в честь покровителя города совпадали с тезоименитством трех императоров, носивших имя Александр. Именины императорской четы, а также дни их рождения, вступления на трон и коронации причислялись к шести важнейшим государственным праздникам [78]. Таким образом, на протяжении почти всего XIX в. 30 августа было для Петербурга важнейшим праздничным днем. Монархи, двор, кавалеры ордена Александра Невского и вся столица чествовали друг друга, освящаемые святым-покровителем, образ которого занял прочное место в арсенале петербургского городского текста.

Империя

   Городскому небесному покровителю, защитнику "царствующего града", вверялся не только Санкт-Петербург, но и вся Российская империя [79]. С переносом останков в новую столицу Александр стал и небесным покровителем империи. Этот символический акт соответствует обряду интронизации "национального святого", который можно наблюдать на Западе с XII в. [80]. Задача покровителя целой нации состоит не просто в том, чтобы поддерживать определенную династию в ее притязаниях на власть и защищать от внешних и внутренних врагов. Патронат святого служит конкретно-персональной символизации новой государственности. Он репрезентировал страну и был персонификацией нарождающейся нации [81]. Позиция св. Александра Невского, однако, никогда не была отмечена исключительностью, на которую мог претендовать, например, св. Вацлав в Чехии. Александр, наряду с Борисом и Глебом, Ольгой, Владимиром, Андреем и другими, оставался одним из многих святых, призванных представлять сообщество Российской империи у Божественного престола. Не исключено, впрочем, что в XVIII в. Александр Невский должен был стать единственным национальным святым "обновленной России". Просвещенная Российская империя стремилась к тому, чтобы ее воспринимали при европейских дворах как равноправную державу. Новгородский князь, уже в XIII в. давший отпор "западным державам", как нельзя лучше репрезентировал это новое самосознание.
   Российское царство превратилось в "межконфессиональную империю" не только после включения в ее состав остзейских провинций Лифляндии и Эстляндии [82]. Очевидно, что уже со времен взятия Казани (1552) Московское государство дополнило свою экспансионистскую программу "собирания русских земель" имперским компонентом. Однако лишь Петр I, отказавшись от древней столицы и перенеся резиденцию на северо-западную окраину государства, провозгласив себя "всероссийским императором" и введя западные монархические регалии, определенно маркировал конец "Московского царства" и начало "Всероссийской империи" [83]. Ни традиционное представление о "Русской земле", ни идея священного происхождения династии не могли уже составить достаточное идеологическое обоснование новой империи. И ясное отмежевание от внешнего врага едва ли было возможно в полиэтнической империи, управление которой все больше концентрировалось в руках разнородной по этническому составу бюрократии. Всероссийская империя не мыслилась больше ex negative через противопоставление Византии, монголам или римско-католическому миру, как это было еще с Московским царством. В изменившейся России, стремившейся к признанию равноправной европейской державой, старомосковское неприятие всего чужого уступило место толерантности и открытости миру. Петербургская империя подчеркивала теперь не "синхронные" внешние, а "диахронные" внутренние границы, границы по отношению к московскому прошлому. Одновременно она предлагала своим подданным новые "положительные" фигуры идентификации - абстрактную идею института государства или империи и миф об "Отце Отечества", добром и всесильном самодержавном императоре [84]. Под эту новую доктрину была подогнана и официальная трактовка Александра Невского в XVIII в. Александр оказывался либо образцом государственною деятеля, либо частью нового императорского культа.

Император

   Образ Александра Невского в его петербургской интерпретации указывал не только на личность Петра Великого, новую столицу и империю, он символизировал и новое представление о сущности монархии. Особенно четко прослеживается функция Александра Невского как проекции современного образа российского императора на примере его иконографии. Великий князь Владимирский сменил бармы и шапку Мономаха московского царя на пурпурный плащ и корону "императора всероссийского" [85]. Наряду с мозаичным портретом Ломоносова (ил. 13) и лубком с силуэтом Санкт-Петербурга (ил. 15), уже рассмотренными выше, наглядным примером "нового платья короля" может служить картина кисти Григория Ивановича Угрюмова "Торжественный въезд Александра Невского в город Псков после одержанной им победы над немецкими рыцарями" (ил. 17). Картина была написана в 1794 г. по заказу Екатерины II для Троицкого собора Александро-Невской лавры. Как и Ломоносов, Угрюмов решил изобразить Александра молодым и безбородым. Не только плащ и корона указывают на этой картине на то, что Новгородский князь изображен здесь российским императором. Регалией христианского (западного) императора была и белая лошадь, на которой князь-победитель на картине въезжает во Псков [86]. Выбор мотива был не в последнюю очередь продиктован именно этим обстоятельством. Александр въезжает в город как полководец-победитель после выигранной битвы во главе своего войска, его приветствуют народ, духовенство и музыканты [87]. На заднем плане видны двое пленных, что еще более усиливает триумф Александра [88].
   Изначально почетный титул "император" в Римской империи получал высший военачальник [89]. Петр I, именовавшийся императором с 1721 г., позаимствовал новый образ правителя из римской модели. Регалии и церемонии внедряли в России имперскую традицию, равноправную с западным имперством [90]. Петр был убежден, что "русский царь обязан своей властью не предписанным божеством традициям наследования, а своим подвигам на ратном поле" [91]. Тематика угрюмовского полотна и его иконографические элементы прекрасно иллюстрируют это новое представление об императорской власти.

Ил. 17. Григорий Угрюмов. Торжественный въезд Александра Невского в город Псков

Подданные

   Александр Невский воплощал в имперском дискурсе идеал правителя, заботящегося об общем благе и государственной пользе:

...сей муж был, како не всуе нарицался великий князь российский, како разсуждал должность звания своего и не титлу токмо государственную, но и тяжесть государственных дел со усердием носити тщался [92].

   Александр должен был служить образцом своим потомкам и всем подданным. Петр, стремившийся "пробудить в подданных сознание объективности государства и представление об отечестве, впервые в русской традиции понятийно отделенном от правителя" [93], планировал создание российского ордена, который носил бы имя Александра Невского [94]. Император задумал этот знак отличия по аналогии с французским военным орденом Святого Людовика, однако не успел осуществить свой проект [95]. Орден был учрежден непосредственно после смерти Петра его женой Екатериной I, поводом стала свадьба их дочери Анны и герцога Голштейн-Готторпского Карла Фридриха 21 мая 1725 г. Изображение Невского на центральном медальоне орденского креста могло бы послужить образцом для исторического полотна Угрюмова. Здесь изображен молодой, безбородый князь в императорской мантии на скачущем галопом белом коне [96]. С небес к нему протягивается благословляющая рука, что свидетельствует о том, что использование сакрального символа для секулярной цели не обязательно означает утрату им сакрального статуса.
   Первыми кавалерами ордена Александра Невского стали герцог Карл-Фридрих Голштейн-Готторпский, сама императрица Екатерина I, многочисленные высшие российские сановники, а также представители европейских правящих домов, среди них - члены немецких и шведских фамилий [97]. Орден, в отличие от французского военного ордена Св. Людовика, являлся наградой за преданность государю и заслуги перед Отечеством. Во внутренней политике орден был средством укрепить связь подданных с абсолютной монархией, во внешней - поощрить готовность политических партнеров к сотрудничеству. Согласно Орденскому статуту 1797 г., он был наградой "За Труды и Отечество", т.е. за личные заслуги и труды на благо Российского государства, а не за военные подвиги [98]. Этим имперский орден Александра Невского отличался и от одноименного советского ордена, учрежденного в 1942 г., которым награждались командиры Красной армии за выдающиеся военные подвиги во время Великой Отечественной войны [99]. В памяти кавалеров первого ордена Александра Невского его фигура не должна была оставаться примером батальных заслуг. В торжественных проповедях XVIII в. им предлагался другой идеал героя. Как подчеркивал в своей проповеди 30 августа 1778 г. Иоасаф Заболоцкий, герои благодаря своим духовным способностям возвышаются над человеческой массой, как пастухи над стадом или государи над подданными. Они - "стражи всеобщей безопасности, защитники отечества, поборцы веры" [100]. Герои прославляют отечество и распространяют благочестие, они полны мужества, отваги и мудрости.
   

Правильная и беспристрастная мысль для героя столько же необходима, сколько и дела его должны быть благонамеренны и не преступающи границы справедливости и честности... Не составляет еще характера истинного Героя, чтобы покрывать поля, леса трупами сопротивников, восходить на победительные колесницы, венчаться знамениями почестей; но надобно при том, дабы внутри души его горел всегда чистейший огнь неизменной любви общего блага [101].

---

  [1] См.: Cracraft J. Empire versus Nation. Russian Po-litical Theory under Peter I // Harvard Ukrainian Studies. 1986. Vol. 10. P. 536.
  [2] Рикардо Николози интерпретирует символическое присвоение Алексан-дра Невского Петром I и его придворными панегиристами как знак направленной идейной "привязки" первого рос-сийского императора к истории Новгорода (см.: Nicolosi R. Die Petersburg-Panegyrik. Russische Stadtliteratur im 18. Jahrhundert, Frankfurt/Main, 2002. S. 96-97, 141-142). Однако можно оспорить это утверждение, учитывая уже произо-шедшую в московскую эпоху интеграцию истории вечевой республики Новгорода (и Александра Невского) в истори-ческий нарратив Московского царства. Петр и его придворные панегиристы мыслили Невскую битву не как победу Новгорода, но уже как победу русского войска под предводительством Александра Невского.
  [3] Прокопович Ф. Слово в день святого благоверного князя Александра Невского, проповеданное Феофаном, епископом Псковским, в монастыре Александро-Невском при Санкт-Петербурге в 1718 году. СПб., 1720. Современное изд.: Прокопович Ф. Сочинения. М.; Л., 1961. С. 103. См. об этом также: Nicolosi. Petersburg-Panegyrik. S. 96-97.
  [4] Прокопович Ф. Сочинения. С. 100.
  [5] Шляпкин ставит вопрос о том, какие еще "кандидатуры" святых мог рассматривать Петр (Шляпкин. Иконография. С. 98). Предположение Хитрова о том, что Петр крестил своего сына Алексея (род. 3 окт. 1691 г.) в честь св. Александра Невского, кажется сомнительным. См.: Хитров. Александр Нев-ский. Репринт. М., 1991. С. 246-247.
  [6] См.: Becker H.-J. Stadtpatron // Handworterbuch zur deutschen Rechts-geschichte. Bd. 4. Berlin, 1990. Sp. 1861 - 1863.
  [7] Кроме св. Александра оберегать город призваны были Андрей Первозванный и апостол Петр. При закладке Петропавловской крепости был захоронен ларец с мощами св. Андрея, кото-рый, по легенде, принес в Россию христианство. Еще до того, как Александр стал небесным покровителем Петербур-га, в XVII в. существовала легенда, называвшая его основателем Москвы. В "Повести о начале Москвы" сообщается об "обновлении Москвы в 1252 году после татарского разорения князем Александром" (Рогов. Александр Невский. С. 48). Однако эта легенда, не имеющая под собой никаких исторических оснований, видимо, не получила сколь-либо широкого распространения.
  [8] Рункевич С.Г. Александро-Невская лавра. 1713-1913. СПб., 1913. С. 6.
  [9] См.: Там же. С. 11, Приложение. Предание о том, что Невский paзбил шведов именно на том месте, где сегодня стоит монастырь, можно найти, напр., в: Мальгин Т. Зерцало русских госу-дарей от Рождества Христова с 862 по 1791 год. СПб., 1791. С. 75. См. также главу 5.3.
  [10] В устье Ижоры в 1711 г. по указу Петра также была установлена деревянная церковь Св. Александра Невского. Храм много раз горел и в 1798-1799 гг. был заново отстроен в камне, а в 1934 г. закрыт большевиками. В 1987 г. группа добровольцев занялась восстановлением практически разрушенного здания. Со дня нового освящения в 1995 г. в храме, переданном православной церкви, вновь проходят богослужения. См. также главу 12.2.
  [11] Название проспекта, так же как и прозвище князя Александра, происхо-дит от названия реки Невы, т.е. улица названа не в честь покровителя города. Отличающуюся точку зрения см., на-пример: Мелентьев Ю. Скажите всем, что Русь жива...". К 775-летию Александра Невского // Правда. 1995. 15 апр.
  [12] См.: Zemack. Aleksandr Nevskij. S. 78. Юго-восточная часть Невского проспекта сохранила черты первоначального плана. Его северный вектор указывает на Петропавловский собор.
  [13] См.: Stokl. Russische Geschichte. S. 380; Wittram R. Peter I. Czar und Kai-ser. Zur Geschichte Peters des Gro?en in seiner Zeit. Gottingen, 1964. Bd. 2. S. 186ff.; Hughes L. Russia in the Age of Peter the Great. New Haven, 1998. P. 34Iff. О церковной политике Петра см. также: Живов В.М. Из церковной политики вре-мен Петра Великого. М.: НЛО, 2004.
  [14] См.: Onasch. Grundzuge. S. 97. В монастыре размещалась не только пер-вая петербургская типография (1719), но и основанная в 1724 г. Духовная академия для обучения священнослужите-лей.
  [15] Wittram. Peter 1. Bd. 2. S. 188ff.
  [16] Цит. по: Wittram. Peter I. Bd. 2. S. 190.
  [17] Общие сведения о строительстве см.: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 14 и далее; Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград. Энциклопедический справочник. СПб., 1992. С. 55-56.
  [18] Указ от 29 мая 1723 г. // ПСЗ. СПб., 1830. Т. 7. С. 74-75. См.: Бегунов Ю.К. Древнерусские традиции в произведениях первой четверти XVIII в. об Александре Невском // ТОДРЛ. 1971. Т. 26. С. 74.
  [19] Подробнее об этом см.: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 255 и далее; Хитров. Александр Невский. М., 1991. С. 233 и далее. Разногласия между Синодом и Сенатом, вероятно, каса-лись вопросов финансирования перемещения мощей. Если Синод настаивал на государственном финансировании, то Сенат распорядился об оплате из средств монастыря. См.: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 256 и далее.
  [20] Неизвестно, можно ли вообще говорить о сохранности останков после владимирского пожара 1491 г. При вскрытии раки с мощами в мае 1922 г. обнаружилось, что уцелело лишь несколько костей. См. гл. 7.2.
  [21] 20 июля 1724 г. Петр поручил архиепископу Великого Новгорода и Ве-ликих Лук и архимандриту Александро-Невского монастыря Феодосию подготовку церемонии. См.: Там же. С. 265.
  [22] Указ от 15 апреля 1724 г.: "...отныне того святого в монашеской персоне никому отнюдь не писать - и о том послать куда надлежит крепкие из Синода указы, а в Сенат для известия сооб-щить ведение немедленно. А писать тот святого образ в одеждах великокняжеских" (Полное собрание постановлений и распоряжений по ведом-ству православного исповедания Российской империи (ПСПР). Т. 4. С. 148. № 1318, № 1328. СПб., 1876. Цит. по: Шляпкин. Иконография. С. 99). Со времен церковной реформы Феофана Прокоповича любая иконопись подлежала надзору Синода. См.: Onasch. Grundzuge. S. 102.
  [23] См.: Хитров. Александр Невский. С. 233. Ил. в: Князь Александр Нев-ский и его эпоха. Подробное описание: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 266 и далее.
  [24] См.: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 266 и далее.
  [25] "...многая победы показа над лукавыми и Богоборными Немцы, прихо-дившими с похвалами и со многочисленным войствы на реку Неву и на Великий Новъград и Псков и во иных различ-ных местах". Там же. С. 267.
  [26] См.: Там же. С. 268. Фотографию раки с изображением Александра Нев-ского на иконе в монашеском облачении см. в альбоме: Свято-Троицкая Александро-Невская лавра. СПб.: Арт Деко, 2006. С. 15.
  [27] См. об этом также: Шляпкин. Иконография. С. 101. Можно предположить, что этот иконописный тип восходит к специфической новгородской традиции. Шляпкин сообщает о новго-родском иконописном подлиннике XVI в., где присутствует указание изображать Александра Невского верхом ("как святого Георгия"). См.: Там же. С. 97 (см. также главу 3.2). Репродукцию иконы, изготовленной в мастерских Мос-ковской патриархии (XX в.), соответствующей этому образцу, см. в: Tausend Jahre Kirche in Ru?land. Katalog zur Ausstellung der evangelischen Akademie Tutzing und der Arbeitsgemeinschaft fur evangelische Erwachsenenbildung in Bayern e.V. Tutzing,1987. S. 167.
  [28] Шведский эксперт по иконам Ульф Абель высказал предположение, что на этой иконе изображен не Александр Невский, а Дмитрий Фессалоникийский (Солунский) (частная беседа 11 сен-тября 1998 г.).
  [29] См.: Шляпкин. Иконография. С. 100. До сих пор в собраниях прорисей представлен только тип изображения в виде монаха. См., например: Изображения Божьей Матери и святых право-славной церкви. М., 1996. С. 68, 328.
  [30] Особенно заметны иконографические изменения 1724 г. в Святцах, на-глядно закреплявших в памяти верующих имена святых и их дни в календаре. На двенадцати больших печатных лис-тах святые распределялись по месяцам, на которые приходились дни их поминовения. На одном из листов календаря за 1714 г. Александр Невский изображен в поле "23 ноября" еще в монашеском облачении (см.: Отдел эстампов РНБ СПб.: Э Ал. Ис 547/3-7 эп. 16141). На другом листе, вероятно более позднем, он изображен уже в княжеской одежде, короне и со скипетром (Там же. Э Ал. Ис 547/3-10 эп. 44254).
  [31] См.: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 269 и далее.
  [32] Этот мотив Петра с ракой на галере повторяется на многих изображениях. См., например, рельеф И.П. Витали на одной из дверей Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. См. гл. 6.3.
  [33] Банкет превратился в одну из любимых императором попоек. Сколько гостей присутствовало на празднике, неизвестно. Однако сохранился подробный перечень съеденных блюд и выпи-тых напитков. См: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 298.
  [34] См.: Hughes. Russia P. 276.
  [35] Распоряжение Синода от 2 сентября 1724 г. (ПСПР. Т. 4. С. 188. № 1347. СПб., 1876): "...по новой службе вместо [!] преждебывшей этому святому ноября 23 числа отныне праздновать 30 ав-густа". Цит. по: Бегунов. Древнерусские традиции в произведениях первой четверти XVIII века.С. 74-75. См. также: Philipp. Heiligkeit und Herrschaft. S. 71. Этим же распоряжением регламентировался состав литургических текстов для нового праздника.
  [36] Прокопович Ф. Слово в день святого благоверного князя Александра Невского... С. 102.
  [37] "...Синаксарь, сочинить из обретающегося в Прологе жития его, проло-жив к тому из бывшей с шведами и окончившейся миром войны краткую историю и перенесение его святых мощей, по приличию". Предписание Синода (ПСПР. Т. IV. № 1453). Цит. по: Бегунов. Древнерусские традиции в произведе-ниях первой четверти XVIII века. С. 76.
  [38] Месяца августа 30 дня. Служба благодарственная Богу в Троице Святей славимому на воспоминание заключенного мира между Империею Российскою и короною Шведскою. В той же день празднуется и перенесение мощей святого благоверного великого князя Александра Невского. Напечатася при Санкт-Петербурге в Троицком Александро-Невском монастыре 1725 лета, месяца апреля, в 24 день. См.: Бегунов. Древне-русские традиции в произведениях первой четверти XVIII века. С. 76 и далее. Бегунов называет этот текст, основав-ший "петербургскую версию жития", "шестнадцатой редакцией жития". См. также: Голубинский. Канонизация. С. 65-66. К сожалению, текст Бужинского не был нам доступен, поэтому мы основывались на пересказе и выводах Бе-гунова.
  [39] См.: Луппов С.П. Книга в России в первой четверти XVIII века. Л., 1973. С. 121.
  [40] Далее ср.: Бегунов. Древнерусские традиции в произведениях первой четверти XVIII в. С. 80.
  [41] См.: Там же. С. 77 и далее.
  [42] См.: Там же. С. 80-81. О соответствующем месте у Василия Варлаама см. главу 4.2.
  [43] Ср. ниже (глава 5.3) у Екатерины II и Щербатова.
  [44] "...и много исцеления подавахуся от гроба его с верою приходящим". Цит. по: Бегунов. Древнерусские традиции в произведениях первой четверти XVIII в. С. 79.
  [45] Там же. С. 82.
  [46] О легенде см.: Шляпкин. Иконография. С. 99.
  [47] Распоряжение Синода от 18 сентября 1727 г. (ПСПР. Т. 6. С. 93. № 2041), в сентябре 1730 г. утратившее силу (ПСЗ. Т. 8. С. 324. №. 5621). См.: Philipp. Heiligkeit und Herrschaft. S. 71.
  [48] См., например: Православный церковный календарь. 1997. С. 50, 63. Указание на то, что в 1917-1920 гг. практиковалось отправление обоих праздников, см.: Клепинин Н. Святой благо-верный великий князь Александр Невский. Париж, 1961. С. 202. Клепинин подчеркивает, что 30 августа отмечался во всех Александро-Невских церквях как престольный праздник. Часто ошибочно полагают, что в 1724 г. празднование дня Александра Невского было успешно перенесено на 30 августа. См., например Begunov. Aleksandr Nevskij im kun-stlerischen und geschichtlichen Bewu?tsein Ru?lands. S. 94. Или: The Modern Encyclopedia of Religions in Russia and in the Soviet Union. Bd. 1. Gulf Breeze, 1988. P. 143.
  [49] Цит. по: Бегунов. Древнерусские традиции в произведениях первой чет-верти XVIII в. С. 76.
  [50] Там же. С. 79, 83.
  [51] ПСПР. СПб., 1889. Т. VI. № 2041. См.: Бегунов. Древнерусские традиции в произведениях первой четверти XVIII в. С. 76.
  [52] Указ от 31 августа 1730 г. ПСПР. Т. VII. № 2372. Ср.: Бегунов. Древне-русские традиции в произведениях первой четверти XVIII в. С. 76-77.
  [53] См.: Там же. С. 77. Интересно было бы исследование образа Александра Невского в старообрядческих общинах, считавших себя после церковного раскола XVII в. хранителями старой, ис-тинной Святой Руси. Работы по этому вопросу, к сожалению, отсутствуют.
  [54] См.: Моисеева Г.Н. Образ Александра Невского в творчестве М.В.Ломоносова // Князь Александр Невский и его эпоха. С. 179-180; Begunov. Aleksandr Nevskij im kunstlerischen und geschichtlichen Bewu?tsein Ru?lands. S. 103.
  [55] После возвращения из европейского путешествия Петр I в 1698 г, издал указ, согласно которому ношение бороды разрешалось только духовенству и крестьянам. Дворяне вынуждены были примерить одежду и внешность, принятую при других европейских дворах. Императорская корона, созданная в под-ражание западным образцам, а также отороченный горностаем пурпурный плащ были введены как новые регалии мо-нарха на церемонии коронации Екатерины I в 1724 г. Корона заменила шапку Мономаха, впервые возложенную на Ивана III. Введение новой короны завершило "европеизацию русских правящих регалий", начатую Алексеем Михай-ловичем в 70-е гг. XVII в. переносом скипетра и державы. См. об этом: The Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History. Vol. 30. Gulf Breeze, 1982. P. 242, s.v. "Regalia". Горностай по западному образцу подчеркивает задуманную европеизацию образа монарха. См. также: Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. М., 2004. Т. 1. С. 104-112.
  [56] Другой пример адаптации черт лица Петра для изображения Александра Невского - эскиз Карла Брюллова для росписи купола Исаакиевского собора (построен в 1843-1847 гг.). Александр изображен в сонме святых, собравшихся на небесах вокруг Богоматери. Ил. в: Brjullov К. Р. Paintings, Watercolours, Drawings. Leningrad, 1990. Табл. 163 (эскиз проекта). Однако расписывавший купол Петр Бассин не воспользовался идеей Брюллова (см. гл. 6.3).
  [57] Ломоносов М.В. Краткий российский летописец. СПб., 1760.
  [58] Эрик П.Д. Преподавание истории в русской школе в XVIII веке // Пре-подавание истории в школе. 1960. № 4. С. 71. См. также: Black J.L. The search for a "Correct" Textbook of National His-tory in 18th Century Russia // The New Review of East European History. 1976. Vol. 16. H. 3. S. 17; Schafer M. ?istorienmalerei und Nationalbewu?tsein in Russland. 1860-1890. Dis. Univ. Koln. Koln, 1985. S. 8; Rogger. National Con-sciousness. P. 217.
  [59] Цит. по: Моисеева. Образ Александра Невского в творчестве М.В. Ло-моносова. С. 178.
  [60] Цит. по: Там же. С. 179. Надпись по-русски и на латыни помещена на двух поддерживаемых ангелами щитах, расположенных на раке пирамидальной формы. Рака считается одним из ше-девров русского прикладного искусства XVIII в. Для создания раки было переработано около полутора тонн серебра колывановского рудника в Сибири. См.: Geschichte der russischen Kunst. Bd. 5. S. 406ff.; Рункевич. Александро-Невская лавра, С. 769ff; Завадская Л.А. Рака Александра Невского в собрании Эрмитажа // Александр Невский и ис-тория России. С. 84-92. Сегодня она находится в Эрмитаже, об истории этого произведения см. также гл. 7.2.
  [61] О значении Александра Невского для Екатерины II см. гл. 5.3.
  [62] См. об этом: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 722 и далее; Хит-ров. Александр Невский. С. 239 и далее.
  [63] Мальгин. Зерцало. С. 76.
  [64] Там же.
  [65] См.: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 813.
  [66] См.: Там же. С. 260. К сожалению, неизвестно, использовались ли новые императорские регалии уже при перемещении раки из Шлиссельбурга в Петербург. Рункевич указывает, что вместе с ракой в путь из Владимира были взяты княжеская шапка и крест. На изображениях переноса мощей в Петровскую галеру, выполненных уже в XIX в., постоянно присутствуют знаки власти XVIII в. (см. ил. в: Пашуто. Александр Нев-ский; Хитров. Александр Невский).
  [67] См. также: Ровинский Д.А. Русские народные картинки. СПб., 1881. Т. 3. С. 541. № 1349. В каталоге Ровинского имеется еще семь лубков с и изображением Александра Невского. См.: Там же. Т. 3. С. 539 и далее. № 1348, 1350, 1352. С. 720. №. 53; Т. 4. С. 735-736. № 1348А 1350А 1353. Экземпляры гравюр, помещенные у Ровинского под номерами 53, 1348, I U9, 1350, 1352 и 1353, имеются в собрании Адама Васильевича Олсуфьева в Отделе эстампов РНБ Санкт-Петербурга.
  [68] Меч следует интерпретировать здесь скорее не как военный атрибут, а как признак власти. В качестве имперского символа меч впервые упоминается в описании коронации императрицы Елизаветы. См.: The Modern Еncyclopedia of Russian and Soviet History. Vol. 30. P. 242, s.v. "Regalia".
  [69] Комбинацию образа Александра Невского с архитектурными рисунками Санкт-Петербурга можно найти и в иконописи XVIII в. Ульф Абель рассматривает в своей статье икону, на которой в правой части изображен шитой в доспехах и горностаевом плаще, со скипетром, державой и короной, а в левой части план Александре-Невского монастыря. См.: Abel U. En markelig Alexander Nevskij - ikon // Rysk Kulturrevy. 1977. Bd. 9. H. 1. s 5-8. Ил. S. 7. Изображение монастыря соответствует гравюре, изготовленной Питером Пикертом в 1723 г. по рисунку Тео-дора Шветфегера (ил. см.: Рункевич. Александро-Невская лавра. Ил. 9). Икона предположительно датируется середи-ной XVIII в.
  [70] "Яко звезда пресветлая, от Востока днесь возсиявши, снятый Алесандр Невский просия на Западе и победил еси демонов полки..." (Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 271).
  [71] У Ровинского есть описания подобной гравюры, на которой, кроме того, имеется краткое Житие святого (очевидно, иллюстрированное). М.: Ровинский. Русские народные картинки. Т. 3. № 1348. С. 539 и далее. Шестнадцать эпизодов из Жития Александра, описанные Ровинским, практически полностью идентичны изображениям на первых одиннадцати клеймах житийной иконы конца XVI в. (см. гл. 4.2). На лубке XVIII в. отсутствует лишь сюжет с посещением папского посольства. Очевидно, оба художника пользовались одной и той же версией Жития.
  [72] Jahn. Patriotic Culture. S. 12.
  [73] См. об этом: Рункевич. Александро-Невская лавра. С. 763 и далее.
  [74] Описание ежегодного празднования в указе Синода от 7 сентября 1743 г. см.: Там же. С. 767.
  [75] "…а чтоб народ крестного хода не стеснял и чтоб какого бесчиния от кого не произошло, потребны по обе стороны хода, для охранения, унтер-офицеры и солдаты". (Там же. С. 768).
  [76] После богослужения процессия вновь возвращалась к Казанскому собо-ру. Окончание празднования в 1770 г., например, было ознаменовано обедом в Летнем дворце в присутствии императ-рицы (в сопровождении "итальянской инструментальной и вокальной музыки") и вечерним балом кавалеров ордена Александра Невского в зале собрании (вновь в присутствии Екатерины II). В честь празднества дважды раздавались залпы пушек Петропавловской крепости. См. об этом: Церемониальный камер-фурьерский журнал 1770 года. Б.м., б.г. С. 195 и далее.
  [77] См., например: Камер-фурьерский церемониальный журнал 1774 года. СПб., 1864 С. 490 и далее, особ. с. 495, 499. И в 1774 г. празднования 30 августа закончились балом в Зимнем дворце, на котором присутствовали императрица, "важные российские подданные обоего пола" и "господа министры ино-странных государств". Празднования в честь Александра Невского и именины царя проходили не только в Санкт-Петербурге. О праздничном "церковном параде" русской армии 11 сентября (30 августа ст. стиля) 1815 г. в Париже сообщает, например, в своем дневник, прусский король Фридрих Вильгельм III (Geheimes Stааtsarchiv Preu?ischer Kul-turbesitz, Brandenburg-Preu?isches Hausarchiv Rep. 49 Friedrich Wilhelm III. F. 25 (Tagebucher Konig Friedrich Wilhelm III. Vom 21. Marz 1813 - 1831. Marz 1840, Blatt 32).
  [78] Например, 30 августа 1891 г. См.: Придворный Kaлендарь на 1891 г. СПб, б.г. С. 37. Уже 30 августа 1778 г. Иоасаф Заболоцкий посвятил проповедь в Троицком соборе как именинам восьмимесячного великого князя Александра Павловича (Александра I), так и св. Александру Невскому. См об этом: Begunov. Aleksandr Nevskij im kunstlerischen und geschi Bewu?tsein Ru?lands. S. 98-99. Федор Туманский, автор первой биографии Александра на русском языке, посвятил в 1789 г. свое сочинение (Созерцание славной жизни святого бла-говерного великого князя Александра Ярославича Невского. СПб., 1789) великому князю Александру Павловичу. Ос-вящение Александровской колонны на Дворцовой площади, памятника Александру I, прошло 30 августа 1834 г., в день именин императора и день поминовения святого. См.: Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград. Энциклопедиче-ский справочник. СПб., 1992. С. 54 ("Александровская колонна").
  [79] См.: Бегунов. Человек и миф. С. 56.
  [80] К "семье" европейских национальных святых причисляются, например, Дени (Франция), Эдуард (Англия), Олаф (Норвегия), Кнут (Дания), Эрих (Швеция), Вацлав (Чехия), Стефан (Венгрия) и т.д. См.: Becker H.J. Patrozinium // Handworterbuch zur deutschen Rechtsgeschichte. Bd. 3. Berlin, 1984. Sp. 1565-1566.
  [81] См.: Ibid. Sp. 1566.
  [82] Wittram. Peter I. Bd. 2. S. 177.
  [83] 22 октября 1721 г. Петр 1 принял титул "Император Всероссийский", "Отец Отечества" и "Великий". Эти эпитеты отвечали почетным титулам римских императоров ("Imperator", "Pater Patriae" и "Magnus"). См.: Wittram. Peter I. Bd. 2. S. 462. Об идее translatio imperil из Рима в Россию в XVIII в. см.: Baehr S.L. From History to National Myth: Translatio imperii in liighteenth Century Russia // Russian Review. 1978. Vol. 37. P. 1 - 13. Тольц указывает, что к началу XVIII в. существовал только один император (Священной Римской империи германской нации) и Петр стал первым европейским правителем, создавшим первый императорский титул, связанный с одной страной. См.: Russia P. 41.
  [84] См.: Cracraft. Political Theory.
  [85] Для сравнения: изображение Александра на фреске Архангельского со-бора Кремля (ил. 6).
  [86] См.: Lexikon der christlichen Ikonographie. Bd. 3. Freiburg u.a, 1971. Sp. 412.
  [87] Мотив, который сыграл большую роль, например, и в фильме Эйзен-штейна (см. главу 9), имеет как мифологические, так и христианские корни (въезд в Иерусалим). Бернд Уленбрух ука-зывает на связь образа с мифом об "оплодотворении города-женщины солярным божеством". См.: Uhlenbruch В. My-thos als Subversion? S. 389.
  [88] Картина Угрюмова детально совпадает с описанием этой воображаемой сцены в "Записках касательно российской истории" Екатерины Великой (часть V-VI). См.: Екатерина П. Сочинения на основании подлинных рукописей. СПб., 1901. Т. 10. С. 241. Две другие картины, изображающие сцены из жизни Александра, которые Екатерина повелела нарисовать для Троицкого собора, написаны Н.И. Уткиным ("Видение Пел-гусия") и Г. Скливою ("Невская битва"). См.: Рункевич. Александро-Невская лавра. С . 726.
  [89] После Цезаря "император" стал устойчивой частью титулования прави-телей. См.: Georges K.E. Lateinisch-Deutsches Handworterbuch. Leipzig, 1902. Sp. 1222.
  [90] См.: Уортман Р. Сценарии власти. Т. 1. С. 68 и далее.
  [91] Там же. С. 71.
  [92] Прокопович Ф. Слово в день святого благоверного князя Александра Невского. С. 99 и далее.
  [93] Zemack. Polen und Ru?land. S. 239. См. также: Tolz. Russia. P. 5.
  [94] После ордена святого Андрея Первозванного (1698) и дамского ордена мученицы Екатерины (1714), орден Александра Невского стал третьим российским знаком отличия за заслуги. См.: Werlich R. Russian Orders, Decorations and Medals. Washington, 1981. P. 6. Многочисленные изображения различных вариантов орденских знаков и звезд см.: Спасский И.Л. Иностранные и русские ордена до 1917 года. Л., 1963. Табл. XXXIII.
  [95] См.: Энциклопедический лексикон. СПб., 1835. Т. 1. С. 467. В первую годовщину Ништадтского мира (1722) Петр заказал одному из московских ювелиров проект орденского знака. Изна-чально первое вручение ордена было запланировано на 30 августа 1724 г. См. также: Придворный календарь на 1891 год. С. 427. Ордена Андрея и Александра предполагалось изготовить по образцу французской орденской пары Свято-го Духа (голубая лента) и Святого Людовика (красная лента). "Ordre militaire des St. Louis" был учрежден в 1693 г. Людовиком XIV и до 1830 г. вручался исключительно за военные заслуги войсковым офицерам. Орденский знак со-стоял из золотого креста на красной ленте. Вопрос о том, ориентировался ли Петр при переносе мощей Александра в Петербург на французский образец (перенос мощей св. Людовика в Сен-Дени), остается открытым. В любом случае, параллель эта представляет интерес.
  [96] Шляпкин и Бегунов полагают, что конное изображение Невского укоре-нено в русской традиции. Шляпкин указывает, что основой лиги мотива стало сообщение о чуде, когда святой в 1491 г. покинул горящий Владимир, унесясь на лошади в небо (см. гл. 4.2), а также подчеркивая влияние иконографии св. Георгия. Бегунов, напротив, видит здесь влияние новгородской иконописной традиции (ср. гл. 3.2). См.: Шляпкин. Иконография; Бегунов. Иконография. С. 174.
  [97] 30 августа 1725 г. орден получили князья Меншиков, Голицын, польский король Август II, датский король Фридрих IV, герцог Брауншвейг-Блакенбургский Людвиг-Рудольф и другие. В но-ябре 1725 г. этим знаком был отмечен посол шведского короля барон Цедеркройц. См.: Придворный календарь на 1891 год. С. 428.
  [98] Установление императора Павла I для русских орденов (5 апреля 1797 г.) // Исторический очерк российских орденов и сборник основных орденских статутов / Сост. граф И.И. Воронцов-Дашков. СПб., 1891. С. 59-78. Или: Статут Императорского Ордена Святого Александра Невского // Придворный календарь на 1891 год. С. 422-425. Орден Александра Невского стоял в иерархии орденов на третьем месте после ордена Св. Андрея и Екатерины. Орденским праздником также стало 30 августа. Девиз "За Труды и Отечество" укра-шает и вход в Троицкий собор Александро-Невской лавры в Петербурге, где после освящения в 1790 г. находились мощи святого (и вновь возвращены теперь).
  [99] См.: Begunov. Aleksandr Nevskij im kimstlerischen und geschichtlichen Be-wu?tsein Ru?lands. S. 95; Государственные награды СССР. М., 1987. 14-45. Также см. главу 10.3.
  [100] См.: Слово в день тезоименитства его императорского высочества бла-говерного государя великого князя Александра Павловича и в кавалерский праздник святого благоверного великого князя Александра Невского, при котором торжестве воспоследовало заложение соборной Александро-Невского мона-стыря церкви во имя Святой Троицы, в высочайшем присутствии ея императорского величества и их императорских высочеств, говоренное Троицкой Сергиевой пустыни архимандритом Иоасафом. СПб., 1778. С. 5.
  [101] Слово в день тезоименитства его императорского высочества. С. 8.

на страницу семинаров