Категории военно-служилого населения Сибири.Управление и самоуправление
В Сибири до XVIII в. не было служилых "по отечеству", т. е. природных дворян. Понятно, почему это имело место: из-за отсутствия здесь помещичьего землевладения. Поэтому сибирские гарнизоны в XVII в. были составлены исключительно из служилых "по прибору", т. е. таких людей, которые состояли на государственной военной службе сами, но не могли передавать свои чины и звания детям. Конечно, на практике этот запрет сплошь и рядом нарушался, но официально его никто не отменял, и ближе к концу XVII в. в Сибири производились проверки правильности поверстания (т. е. зачисления) тамошних служилых людей в те или иные чины и должности. Несмотря на быстрый рост населения, гарнизоны сибирских городов в численном отношении были невелики. Всего в Сибири к концу XVII в. насчитывалось чуть менее 10 тыс. служилых людей, большинство из которых были разбросаны по многочисленным сибирским острогам и крепостям. Лишь в Тобольске - сибирской столице - гарнизон насчитывал более 2 тыс. служилых, в других городах ратных людей было гораздо меньше: в Тюмени и Томске, например, - менее 1 тыс. чел., в Красноярске - чуть более 600 чел., и т. д. Поэтому сибирские воеводы всегда жаловались на нехватку военных кадров для несения всех необходимых служб. Сибирские служилые люди делились на несколько различных категорий, среди которых можно назвать детей боярских, казаков, стрельцов, "литву" и "новокрещенов", юртовских служилых татар, пушкарей и затинщиков, а для второй половины XVII в. - служивших здесь в войсках "нового строя" рейтар, солдат и драгун.
Чин сына боярского был наивысшим в иерархии сибирских служилых людей, приближаясь по статусу к служилому "по отечеству", к дворянину. Впрочем, с 1684 г. сибирякам стали присваивать и дворянский чин. Единственное отличие заключалось в том, что, хотя эти чины и переходили нередко от отца к сыну, но официально, тем не менее, не были наследственными и потомственными. К тому же в Сибири охотно жаловали в дети боярские за те или иные боевые заслуги не только представителей командного состава сибирского войска, но и рядовых казаков. Дети боярские занимали высшие должности в гарнизонах, руководили военными экспедициями, становились приказчиками. Словом, их можно отнести к представителям своего рода "сибирской аристократии", по своему положению и образу жизни, впрочем, не слишком отличавшихся от своих нижестоящих товарищей.
Основную массу служилых в Сибири составляли казаки, пешие и конные, а также стрельцы. Еще в конце XVI - начале XVII вв. сюда активно отправляли на службу терских и донских вольных казаков, а также переводили городовых казаков и стрельцов из состава гарнизонов городов на севере европейской части страны. Эти переводы продолжались вплоть до середины XVII в., и в 1635 г., например, в Тобольск, Тюмень и Тару были посланы ок. 1 тыс. ратных людей из Великого Устюга, Вологды, Нижнего Новгорода и других городов. Только во второй половине столетия сибирские гарнизоны стали пополняться за счет наборов на местах и перемещение военных сил из Европейской России прекратилось. Пешие казаки и стрельцы объединялись в приказы, находившие под командованием голов. Приказ насчитывал, как правило, несколько сотен. У казаков они именовались станицами и находились под началом атаманов, у стрельцов - сотнями, во главе которых стояли сотники. Дальнейшее деление было традиционным: пятидесятники, десятники и пр. Правда, численность сотни или станицы редко составляла именно 100 чел., ибо пополнения подразделений, как правило, отставали от убыли. Различий между ними почти не было, и их даже редко отделяли друг от друга в списках личного состава, книгах жалования и других официальных документах. Впрочем, стрельцы к концу века почти исчезли из состава сибирских гарнизонов. Пешие казаки, напротив, продолжали оставаться наиболее многочисленной категорией.
Конные казаки, будучи не столь многочисленной группой, формально считались более высоко стоящими и приравнивались к служилым литовского и новокрещеного списков. На этих последних следует остановиться подробнее. Изначально эти группы состояли, как на то указывают их названия, из попавших в Сибирь лиц нерусского происхождения, среди которых подавляющее большинство составляли военнопленные. Это были выходцы из Речи Посполитой - белорусы, украинцы (или черкасы), поляки; немало было там и запорожских казаков, и немцев (так называли выходцев из стран Западной Европы), и представителей других народов. Правда, в отрядах "литвы" всегда насчитывалась какая-то часть русских людей, а впоследствии их состав оказался разбавлен местными уроженцами, потомками когда-то присланных сюда иноземцев. Служивших в литовских сотнях русских именовали в официальных документах казаками литовского списка, а детей иноземцев - новокрещенами, поскольку их отцы, обжившись в Сибири, крестились в православную веру и меняли свои прежние имена на русские. К концу столетия почти все эти люди уже одинаково именуются казаками литовского списка, а термин "литва" фактически выходит из употребления, что указывает на процесс несомненной ассимиляции и обрусения прибывших на сибирскую службу иноземцев. Сохранялась, правда, служебная терминология, принятая в европейских армиях - командиров литовских сотен именовали ротмистрами и поручиками.
В целом, военная организация служилых в Сибири была такой же, как и в городах европейской части страны. В качестве ее особенностей можно отметить разве что сравнительную малочисленность ратных людей вообще и отдельных категорий в частности. Например, пушкарей и затинщиков (служилых, состоявших при затинных, т. е. крепостных пищалях) по всей Сибири насчитывалось лишь несколько десятков. Некоторые из пушкарей служили одновременно и казенными кузнецами, что свидетельствует не только об их боевых, но и о ремесленных навыках. Впрочем, много их и не требовалось, ибо здешние города, в отличие от западного и южного пограничья Европейской России, никогда не подвергались правильной осаде с участием артиллерии. Кроме того, русские власти в Сибири охотно принимали на службу представителей коренных народов, особенно их знать. Некоторые из бывших племенных князцов впоследствии были пожалованы русскими княжескими титулами за верную службу: таковы князья Алачевы, князья Гантимуровы и др. Наиболее многочисленной из всех была категория юртовских служилых татар.
Это были потомки тех князей и мурз, приближенных хана Кучума, которые быстро перешли на службу к московскому государю после крушения своего властелина. На протяжении XVII в. таких людей в Западной Сибири насчитывалось несколько сотен. Звание служилого татарина было наследственным, хотя в их число входили и выходцы из Средней Азии, иногда также поступавшие на русскую службу. Все они были уравнены в правах с русским служилым населением: выполняли те же поручения, получали то же жалование. Они оставались лично свободными от уплаты ясака, их услугами в качестве переводчиков зачастую пользовались русские посольства, отправляемые к соседним народам и в другие государства. Нечто подобное происходило и с представителями знати у других сибирских народов, также переходивших на русскую службу, имея возможность оценить все связанные с ней привилегии в отношениях со своими соплеменниками, продолжавшими вносить дань в царскую казну. Случались, конечно, у них и конфликты с представителями русской администрации, однако в условиях постоянной нехватки военной силы сибирские воеводы вынуждены были прибегать и к помощи таких союзников.
Управление и самоуправление.
Стрелецкие и казачьи головы были вторыми после воевод людьми в иерархии военных чинов, у них имелись свои канцелярии - "приказы" с "войсковой казной" и с особыми "войсковыми подьячими"; свои "денщики", выделяемые на определенный срок из числа рядовых служилых людей; и т. д. Головы ведали наборами на освободившиеся места, судили своих подчиненных, контролировали выдачу жалования, следили за поведением подведомственных им служилых. Они также распределяли своих подчиненных по разным службам: на караулы, в поездки и др. Правда, набор служилых людей требовалось производить с ведома воевод, так что головы обязаны были предоставлять в приказную избу "сказки" о необходимости верстания или подбирать кандидатов на вакантные должности, хотя зачастую этим занимались и сами воеводы, и дьяки с подьячими. Неудивительно поэтому, что по вопросам управления гарнизонами между сибирскими воеводами и головами могли происходить острые конфликты.
Сибирские служилые люди, как и крестьяне, имели свои мирские организации. Это было традицией, идущей еще от тех норм казачьего самоуправления, которые принесли в Сибирь Ермак и его сподвижники. Каждый гарнизон представлял собой единую корпорацию, которую сами ее члены называли "войском". Она имела свою "войсковую казну", куда поступали боевые трофеи, долго сохраняла выборность командного состава, служебные нагрузки распределялись внутри нее с согласия заинтересованных в этом служилых. Для решения особо важных вопросов, связанных с военным делом, собирался "казачий круг", где обсуждались постройка крепостных сооружений, направления и сроки боевых походов, материальное снабжение отдельных частей войска и т. д. Все эти проблемы формально находились в компетенции воевод, однако решать их они могли лишь с учетом мнения служилых людей. В противном случае возникали различные эксцессы вплоть до вооруженного неповиновения. Сохранилось немало челобитных, где служилые просили назначить на те или иные должности выбранных ими лиц, ведь "войско" имело право обращаться напрямую к царю или Сибирскому приказу, и активно этим правом пользовалось. Так что традиции казачьего самоуправления оказались живучи не только среди соратников Ермака, но и у их потомков.
Конечно, положение служилого человека было привлекательно, поскольку означало более высокий (в сравнении с крестьянами и посадскими) социальный статус, давало право на "государево жалование", военную добычу и т. д. Однако не все было столь безоблачно, как может показаться. Тяготы сибирской военной службы, особенно первых десятилетий колонизации, не всем оказывались по плечу, а неограниченный произвол воевод и широчайшее распространение взяточничества ставили множество препятствий для верного несения службы. Поэтому бегство было довольно обычным явлением в жизни сибирских гарнизонов. Особенно трудно, конечно, приходилось сосланным в Сибирь иноземцам, не привычным ни к ее климату, ни к русским порядкам. В 1630-х гг. целая литовская сотня собиралась бежать из Томска, стремясь пробраться обратно на родину, причем их не пугали ни громадное расстояние до границы Речи Посполитой, ни трудности путешествия по неведомым землям.
Механизм несения службы, права и обязанности.
Брать на службу, как и в Европейской России, разрешалось с 15 лет, хотя известно множество случаев зачисления и тех, кто был моложе, носивших, правда, скорее формальный характер. Делалось это с целью закрепления за семьей выбывшего его места в гарнизоне, поскольку на освобождавшиеся вакансии прежде всего могли претендовать сыновья выбывших, а затем (в нисходящем по степени родства порядке) и прочие их родственники. Если таковых не имелось, надлежало верстать родственников других служилых людей, потом ссыльных, и лишь при отсутствии претендентов среди всех членов служилой корпорации гарнизона, разрешалось принимать на службу "гулящего" или другого нетяглого человека. С большой неохотой допускался набор из крестьян и посадских, но иногда и он становился необходимостью. Еще с 1630-х гг., когда численность служилого населения Сибири достигла нескольких тысяч человек, во всех царских указах и грамотах строго подчеркивалась недопустимость верстания на службу выходцев "из тягла", а от воевод требовалось неослабное внимание к тому, чтобы этот принцип строго соблюдался. Однако вплоть до 1680-х гг. сибирские воеводы не слишком заботились об этом, поскольку потребности сибирских городов в военной силе постоянно оставались выше, чем возможность их удовлетворения без помощи "тяглых людей". Поэтому достаточно обычной практикой была запись "в службу" детей пашенных и оброчных крестьян, ямских охотников, посадских людей. Проводившиеся время от времени разборы и розыски ситуации не меняли. Только с 80-х гг. XVII в. положение меняется, и состав служилого населения Сибири действительно начинают очищать от выходцев "из тягла". Все это указывает на большую подвижность категорий сибирского служилого населения, слабость сословных перегородок на колонизуемой окраине Русского государства, так что, несмотря на все желание правительства превратить военное сословие страны в замкнутую касту, реализация этого принципа в Сибири оставляла желать лучшего.
Круг обязанностей служилого человека в Сибири XVII в. не имел, строго говоря, какой-либо официальной регламентации, ограничиваясь лишь традицией и физическими возможностями того или иного лица. На первом месте, конечно, стояли чисто военные функции - покорение "инородцев" и охрана границ. Затем шел сбор ясака. Кроме того, из служилых людей комплектовались кадры приказчиков, им поручались дипломатические миссии. Казаки и стрельцы стояли на караулах у городских ворот и на стенах, у административных зданий, конвоировали ссыльных, сопровождали казенные грузы, выполняли полицейские функции и т. д. Поездки в Москву с ясачной казной или воеводскими отписками и документами были как бы поощрением, ибо служилые люди могли использовать время своего пребывания в столице для обращения по тем или иным вопросам непосредственно в Сибирский приказ. А на обратном пути служилые могли, например, закупать отсутствовавшие в Сибири товары и перепродавать их по возвращении с выгодой для себя. Другое дело - всякого рода экстраординарные службы, как, например, экспедиции для поисков серебряной руды или добычи соли. Служилых часто посылали за какой-нибудь надобностью в другие регионы, и "посылки" эти нередко затягивались на несколько лет, особенно если людей отправляли на Лену, в Забайкалье или на Дальний Восток.
Сложившийся порядок поочередного выполнения служебных обязанностей давал возможность чередовать длительные и тяжелые "посылки" с более легкими. Однако и этот порядок нередко нарушался, и не случайно при разборе злоупотреблений воевод жалобы служилых на "посылки не в очередь" являлись одними из самых распространенных. Поэтому в Сибири была известна практика найма на службу вместо себя добровольцев. Понятно, что отъезд части людей увеличивал объем служб, приходившихся на долю каждого оставшегося, а сами посланные несли большие материальные убытки, так что оказывалось гораздо выгоднее выставлять "наемщиков". Вместо себя на службу стрельцы и казаки часто посылали либо своих "неверстанных" родственников, либо гулящих людей.
Помимо своих основных обязанностей, сибирские служилые люди несли и множество мелких повинностей. Они активно использовались как рабочая сила: строили казенные здания и транспортные суда, ловили рыбу или промышляли пушного зверя, разводили те или иные сельскохозяйственные культуры - словом, делали все, что сочтет нужным местный воевода "в государевых интересах". Так, тобольский воевода стольник П. И. Годунов "служилых людей… заставил делать всякие плотнишные дела, церковные и хоромные… и иные всякие зделья работать… Да их же заставил делать снасти варовые, судовые веревки…", для чего организовал посев конопли, и т. д. Разумеется, служилые в массовом порядке начали выставлять вместо себя наемщиков, поскольку им все эти дела были "не за обычай". За невыполнение служб служилых наказывали батогами и заключали на несколько дней в тюрьму; за побег ссыльных конвоиров ждали тюрьма и кнут; а при утере казенного груза стоимость утерянного обычно взыскивалась путем "правежа" (фактически выбивания долга) или вычетов из жалования. Впрочем, выбор наказания определялся во многом настроением и волей воевод, поэтому последние не прочь были при случае свести счеты с подчиненными.
Материальное обеспечение и хозяйственные занятия.
Сибирские служилые люди находились на государственном обеспечении, получая, как правило, три вида жалования - деньгами, хлебом и солью. Конные казаки получали 7-8 руб. в год, пешие казаки и стрельцы - от 4 до 5 руб. Хлебные оклады составляли от 30 до 50 пудов хлеба (рожь и овес, 500-800 кг) в год, а соляные - от 20 до 40 кг. У детей боярских размеры жалования были выше: 10-20 руб., 60-80 пудов хлеба, 3 пуда соли. Тобольский воевода кн. Ю. Я. Сулешев (1623-1625) упорядочил эту систему окладов, уравнивая их размеры в разных городах и введя для служилых людей норму самообеспечения хлебом в 5 десятин пашни. Имевшие меньшую пашню продолжали получать хлебное жалование, а с лишней пашни служилые люди должны были платить специальный налог - так называемый "выдельный хлеб", т. е. вносить в казну часть урожая. Этой реформой воевода "учинил государю многую прибыль", поскольку она позволила значительно сократить расходы на выдачу жалования в некоторых городах (в Таре, например, стрельцам и казакам денежные оклады уменьшили на рубль, а хлебные - на 5 с лишним пудов). Правда, на практике это привело к тому, что у подавляющего большинства служилых жалования хватало лишь на пропитание, и то при условии его регулярной выдачи. Но соблюдалось это условие в Сибири очень плохо, и нередки были случаи, когда гарнизоны, особенно в отдаленных острогах, сидели без жалования по несколько лет.
Кроме того, полагавшееся служилому человеку жалование зачастую отличалось от того, которое он получал в действительности. При выдаче хлебных окладов, например, рожь могли заменять пшеницей и ячменем, соляное жалование иногда выплачивалось деньгами. Казна всегда старалась переложить выплату жалования на местные бюджеты, пополнявшиеся за счет сборов с местных торгов и промыслов, поступлений с десятинной пашни и урожаев, выращенных самими служилыми. Однако такая система не могла стабильно функционировать сколько-нибудь долго, и уже с конца 60-х - начала 70-х гг. XVII в. происходит существенное ухудшение обеспечения сибирских гарнизонов. Выразилось оно в практике замены денежного жалования различными товарами (вначале тканями, а затем и всевозможными другими вещами). Но даже с помощью товаров правительству далеко не всегда удавалось рассчитываться со служилыми людьми, так что в конце века присылки из Москвы сукон и кумачей сменялись периодами крупных недодач. Воеводам сибирских городов строгими предписаниями запрещалось выдавать невыплаченное жалование за прошлые годы по собственной инициативе.
Учитывая подобные трудности, сибирская администрация нередко бывала вынуждена выплачивать жалование вперед, особенно в тех случаях, когда служилым предстояла отправка в дальние "посылки". Вообще же обычной практикой была выдача годового жалования не полностью, а в два-три приема, чтобы не позволить служилым пропить его, проиграть или вообще сбежать. Неудивительно, что сибирские служилые люди всячески искали дополнительные источники пропитания, главным из которых, конечно же, являлись их собственные земли. Это были, как правило, деревни, состоявшие лишь из нескольких дворов, причем велось хозяйство, в основном, трудом семьи служилого человека. Немалым подспорьем для многих становились торговля, ремесло и промыслы. Правда, они не освобождались от уплаты налогов со своих лавок, мельниц, кузниц, рыбных ловель и т. д. Учитывая немногочисленность посадского населения в сибирских городах, можно смело утверждать, что именно служилые люди, наряду с крестьянами-переселенцами, вносили наибольший вклад в хозяйственное освоение этих земель. Так, в сибирской столице - Тобольске - в середине XVII в. половину от общего числа торговцев, ремесленников и промышленных людей составляли именно представители служилого сословия, и это несмотря на загруженность своими прямыми обязанностями, вообще-то не предусматривавшими подобного рода деятельности. Понятно поэтому, что всякие попытки завести здесь войска, находящиеся полностью на казенном содержании, были обречены. В связи с этим можно вспомнить об одном любопытном эпизоде сибирской истории, связанном с появлением здесь во второй половине XVII в. полков "нового строя" и их судьбе.
Полки "нового строя".
В 50-х гг. XVII в., с началом войны Русского государства с Речью Посполитой за Украину, тенденция к замене старой поместной конницы новыми войсками европейского образца окончательно возобладала уже в масштабах всей страны. Рано или поздно она должна была охватить и территорию Сибири, для чего нужен был лишь соответствующий повод, который и представился с назначением тобольским воеводой кн. И. А. Хилкова в 1659 г. В рамках общегосударственных наборов 1658-1660 гг. ему было поручено сформировать на территории Тобольского разряда два полка "нового строя": рейтарский и солдатский, по образцу, установленному для этих соединений на южных и северо-западных границах Европейской России. Если бы этот опыт оказался удачным, то можно было ожидать распространения его и на другие сибирские территории.
С началом формирования войск, однако, выяснилось, что правительство поставило перед тобольскими воеводами во многом непосильные задачи. В наказе им было четко обозначено, кого именно следует брать на службу: "Устроить из детей боярских и из литвы полк рейтар… да ис казачьих детей и из вольных гулящих людей прибрать полк салдат…". Однако для успешного завершения наборов пришлось пойти на значительные отступления от первоначальных планов: набор в рейтары охватил детей боярских, "литву" и конных казаков, а также их детей и родственников; в солдаты же попала часть пеших казаков и их детей, плюс дети стрельцов (их отцы продолжали службу в своем прежнем статусе), крестьян и посадских, а также "вольные гулящие люди". Но даже после этого численность рядовых рейтар удалось довести лишь до 786 чел., солдат - до 900 чел.
Назначенные рейтарам и солдатам оклады денежного жалования по сибирским меркам были очень высокими, гораздо выше, чем у большинства сибирских служилых людей: у рейтар жалование составляло 15 руб. в год, а у солдат - по 6 денег на день (около 11 руб. в год). Офицеры и вовсе получали огромные оклады: полковник - более 400 руб. в год, полуполковник - ок. 200 руб., майоры - более 160 руб., поручики - от 60 до 100 руб. в год. Общая же сумма годового жалования, полагавшаяся рейтарскому полку, составляла 19 тыс. руб., солдатскому - 13 тыс. Учитывая неважное состояние тобольской казны, правительство взяло снабжение сибирских войск в свои руки. Так, в 1660 г. из Москвы в Тобольск для первой выплаты годовых окладов только что набранным воеводой Хилковым рейтарам и солдатам было отправлено 34 тыс. руб. Практиковалось подобное и в последующие годы, когда денежное жалование для полков доставлялось из Москвы тобольскими служилыми людьми. Однако высылалось оно, во-первых, крайне нерегулярно, и, во-вторых, далеко не в положенном объеме. Кроме того, они, в отличие от остальных служилых людей, не получали провиантского довольствия, а должны были "кормиться" за свой счет, а рейтары, к тому же - покупать на свои средства лошадей. В результате возникала парадоксальная ситуация: имея формально значительные оклады, рейтары и солдаты постоянно жаловались на свое бедственное материальное положение.
Отдельного описания заслуживает офицерский корпус этих войск. Большую часть высшего командного состава составляли иностранные офицеры-инструктора, прибывшие из Москвы. Почти все они служили здесь на контрактной основе, ссыльных "иноземцев" на службу в полки практически не брали. Полки возглавляли: рейтарский - полковник В. Ф. фон Зейц, солдатский - полковник Д. И. Полуехтов, который был единственным русским из всех этих офицеров. Столь заметное преобладание иноземцев на командных должностях было вообще-то нехарактерным явлением для второй половины XVII в., во всяком случае, для войск "нового строя" в европейской части страны. Впрочем, офицеры низших чинов набирались, в основном, из местных служилых людей.
Тобольский воевода П. И. Годунов в 1667-1669 гг. упразднил весь солдатский и большую часть рейтарского полка, организовав вместо них полк драгун. Однако в драгуны попало лишь незначительное число рейтар и солдат, большинство же вновь набранных людей с принципами регулярной службы не были знакомы. С этими событиями совпал по времени и отъезд из Сибири в Москву почти всех офицеров-инструкторов. Приступая к проведению реформы, Годунов всячески подчеркивал свою озабоченность низким уровнем боеготовности и материального обеспечения сибирских войск "нового строя". Однако предпринятые им действия (были значительно уменьшены оклады денежного жалования людям, служившим в сибирских полках) свидетельствуют о том, что он относился к этим войскам скорее лишь как к очередному средству пополнить государственную казну. Так что его организационные и финансовые мероприятия никак не способствовали укреплению положения новоприборных драгун. На этой почве возникали многочисленные конфликты между служилыми людьми и воеводой, вылившиеся даже в открытый бунт в 1668 г. Да и из 730 чел., набранных при Годунове, впоследствии на службе оставались лишь от 400 до 500 чел., остальные сбежали.
В ходе военной реформы царя Федора Алексеевича (1676-1682) была предпринята попытка реорганизации и упорядочивания драгунской службы в Сибири. Для этого была разработана целая программа, предусматривавшая создание полноценного (в численном отношении - 1 тыс. чел.) драгунского полка и обеспечение драгун соответствующим вооружением. Однако практически ничего из этого не было сделано. Причиной такого результата стали как объективные обстоятельства (нехватка личного состава, финансовые затруднения), так и нежелание местной администрации заниматься делами сибирских драгун. В итоге в 1689 г. сибирские драгуны были официально объединены с беломестными казаками Тобольского уезда. Однако уже в 1698 г., с началом новых масштабных наборов в солдатские и драгунские полки, все они снова были записаны в состав Тобольского драгунского полка, ставшего первым из созданных на территории Сибири в ходе военной реформы Петра I армейских соединений.