Смута в России начала XVII в.

Уже после поражения в Ливонской войне и смерти Ивана Грозного встал на повестку дня вопрос о проведении военных реформ, поскольку в столкновении с новой военной машиной Речи Посполитой Россия потерпела поражение. Конечно, и в предыдущие десятилетия на службу в Москву активно приглашались наемники-иностранцы, особенно артиллеристы и военные инженеры. Однако попыток перестроить на европейских началах хотя бы часть русской армии до конца XVI в. не предпринималось. Борис Годунов, взяв власть в свои руки, попытался это сделать. Активизировалось крепостное строительство, особенно на южной границе, велись переговоры о приглашении в Москву иностранных командиров и военных специалистов. В рядах дворцовой стражи появилась целая рота царских телохранителей-иноземцев под командой французского капитана Ж. Маржерета, а в составе царского полка мы видим уже при Годунове отряды наемной немецкой пехоты. Однако довести до конца свои начинания Годунов, как известно, не успел, особенно в сфере военного управления и в деле повышения контроля за эффективностью действий войск, что наглядно проявилось в исходе конфликта с силами Лжедмитрия I.

Самозванец вступил в пределы Русского государства осенью 1604 г., опираясь не только на поддержку польских шляхтичей и их военных слуг, но и южнорусского казачества, а также на сочувствие большинства населения юго-западной окраины, враждебно воспринимавшего попытки правительства царя Бориса положить конец крестьянским переходам и лишить служилых «по прибору» их привилегий. Поэтому там с радостью встретили появление самозванца, на его сторону переходили один за другим Чернигов, Путивль, Рыльск, Севск и другие города. Лишь Новгород-Северский, где начальствовал воевода П. Ф. Басманов, отказался сдаться и был осажден. На выручку Басманову было послано 40-тысячное войско боярина кн. Ф. И. Мстиславского, однако Лжедмитрий, имея под началом лишь 15 тыс. бойцов, в конце декабря 1604 г. напал на царскую рать и нанес ей полное поражение. Лишь после того, как к войску кн. Мстиславского присоединилась рать воеводы кн. В. И. Шуйского с московскими дворянами, стрельцами и наемной немецкой пехотой, в сражении под Добрыничами в январе 1605 г. силы самозванца были наголову разбиты и рассеяны. Интересно отметить использование в этом сражении стрельцами и иноземной пехотой линейного боевого порядка и сосредоточенного ружейного огня, что позволило им выдержать атаку тяжеловооруженной польской конницы и казаков, а затем принять участие в окружении и разгроме противника. После поражения Лжедмитрия покинули большинство его польских союзников, однако казачество и большинство уже присягнувших ему на верность городов продолжали держать его сторону, прекрасно понимая, что пощады от царских воевод им ждать не приходится.

Да и сами командующие правительственными войсками, судя по всему, не очень-то охотно стремились уничтожить неприятеля. Самозванец успел бежать из Севска в Путивль, а осада казачьего гарнизона в крепости Кромы велась довольно вяло и успеха не имела, несмотря на подавляющее превосходство в живой силе. Поэтому когда в апреле 1605 г. внезапно умер Борис Годунов, то вскоре большинство его сил во главе со своими воеводами разом перешли на сторону самозванца, который в июне торжественно вступил в Москву и занял царский трон — случай в нашей истории беспримерный, но доказывающий, насколько ненадежным оказался режим Годунова и до какой степени не пользовался он поддержкой среди населения вообще и в рядах вооруженных сил в частности. Однако правление Лжедмитрия оказалось слишком коротким, чтобы можно было судить о его политике, хотя общее направление в военной сфере прослеживалось опять-таки достаточно отчетливо: с учетом преемственности курса Годунова превратить Россию в военную империю. Самозванец готовился к большой войне с Крымом и Турцией, для чего в Ельце была организована база собиравшейся армии — туда свозили запасы провианта и военного снаряжения. Увлекался Лжедмитрий и артиллерийскими учениями, и именно при нем была начата работа над составлением знаменитого «Устава ратных, пушечных и иных дел» дьяка О. Михайлова, большая часть статей в котором как раз и посвящена артиллерийскому делу и устройству полевых укреплений. Словом, намерение осуществить военную реформу самозванец имел достаточно серьезное.

Первая попытка военных реформ.

Не были забыты эти планы и после переворота 17 мая 1606 г. правительством нового царя Василия Шуйского. В связи с тем, что в армии второго самозванца («Тушинского вора») служило большое количество опытных в военном деле польских, литовских, венгерских и немецких наемников, под натиском которых сдавались все новые русские города, стало ясно, что противостоять им можно лишь с помощью иностранной военной силы, поскольку времени на перестройку поместного ополчения и стрелецкого войска в соответствии с новейшими европейскими образцами уже не оставалось. Поэтому в конце 1608 г. заключается соглашение со Швецией, жаждавшей реванша за понесенные от Речи Посполитой поражения в Ливонии несколько лет назад, о присылке в Россию экспедиционного корпуса в 5 тыс. солдат и офицеров, а также наемников, за уступку г. Корелы с уездом. Уже к лету 1609 г. эта армия под командованием Я. П. Делагарди и Х. Зомме сосредотачивается в Новгороде. Ее состав был очень разношерстным: помимо шведов и финнов туда входили англичане, шотландцы, французы, датчане, голландцы, немцы. Но главное — все эти люди были обучены действовать на поле боя по системе Морица Нассауского, когда исход боя решала пехота, способная вести непрерывный огонь по наступающему противнику, а полевые укрепления защищали ее от ударов с флангов и с тыла. Это был единственный способ, с помощью которого можно было тогда противостоять всесокрушающим атакам польско-литовской кавалерии при поддержке артиллерийского огня.

Назначенный с русской стороны главнокомандующим молодой воевода кн. М. В. Скопин-Шуйский быстро оценил все преимущества этой европейской выучки и попытался научить ей ратников, собранных из северных городов и уездов для похода на Москву. Вел обучение ветеран войны с испанцами в Нидерландах Х. Зомме, которому буквально за несколько недель удалось кое-чему научить русских воинов, не замедливших продемонстрировать свои новые умения. Под стенами Троице-Сергиева монастыря они вынудили отступить осаждавшее его польское войско гетмана Я. Сапеги, а затем и сняли блокаду с Москвы, вынудив Лжедмитрия II бежать из Тушина. Используя систему быстро возводимых полевых укреплений, кн. Скопин-Шуйский и Делагарди теснили противника, не ввязываясь в сражения, но изматывая поляков и вынуждая их бесцельно тратить силы на бесполезные штурмы. И если бы не смерть кн. Скопина-Шуйского, отравленного в апреле 1610 г. родственниками царя Василия, боявшимися его возможных претензий на московский трон, весьма вероятно, что Москва и Смоленск не достались бы полякам.

Ставший во главе соединенного войска брат царя Василия кн. Д. И. Шуйский не отличался военными способностями, да и на перечисленные выше иноземные увлечения смотрел скорее скептически. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в июне 1610 г. в сражении под Клушином его армия была наголову разбита заметно уступавшим ей по численности польским войском гетмана С. Жолкевского. Но даже в ходе этого проигранного сражения наемная пехота, не прикрытая ни с флангов, ни с тыла, сумела продержаться несколько часов. Лишь на следующий день, убедившись в небоеспособности московской рати, генерал Делагарди начал переговоры с Жолкевским и в итоге вывел большую часть своих сил из-под Москвы обратно на север, впоследствии захватив на некоторое время Новгород. Царь Василий после этого поражения был лишен власти, а вскоре хозяином Москвы стал польский гарнизон. После неудачной попытки Первого ополчения выбить поляков из столицы и падения Смоленска летом 1611 г., казалось, все было кончено. Однако успех Второго ополчения доказал, что в стране еще оставались силы, способные к организованному сопротивлению, что и позволило в конечном итоге добиться победы. Кстати сказать, даже в действиях Второго ополчения, в составе которого преобладали служилые «по прибору», добровольцы из посадских людей и даже из крестьян, прослеживается использование полевых острожков и окопов (особенно при осаде Москвы и отражении попытки прорыва войск гетмана К. Ходкевича в августе 1612 г.), а также вооружения европейского образца (копий и пик для пехоты). Понятно, впрочем, что все описанные события никак не способствовали доверию ко всему иноземному и вызвали всплеск ксенофобии в стране, однако показателен тот факт, что уже через 20 лет правительство царя Михаила Федоровича, готовясь к Смоленской войне, вернулось к использованию иностранного военного опыта — наборам европейских наемников и обучению русских ратников современным принципам ведения боя.

Смоленская война 1632–1634 гг.: успехи и неудачи.

К войне, в сущности, начали готовиться сразу же после заключения Деулинского перемирия в декабре 1618 г. и возвращения из польского плена отца царя Михаила Федоровича митрополита Филарета, быстро сделавшегося патриархом и с титулом «великого государя» ставшего фактическим правителем страны. Как раз в это время разразилась Тридцатилетняя война в Европе, и Россия должна была сделать свой выбор: к какому из двух блоков государств примкнуть — католическому или протестантскому? Имея своим главным противником Речь Посполитую — оплот католицизма в Восточной Европе и верную союзницу Габсбургов — Москва, естественно, примкнула к протестантской коалиции, в рядах которой ее ближайшим другом становилась Швеция. Ради возможной победы над поляками правительство Михаила Федоровича готово было забыть о тяжелых условиях Столбовского мира 1617 г. и попытках шведов в ходе Смуты захватить Новгород и Псков. Уже в середине 20-х гг. шведский король Густав-Адольф активно подталкивал Москву к войне. Однако вплоть до начала 30-х гг. русская армия находилась еще не в том состоянии, чтобы начинать новую большую войну. Поэтому для начала Россия поддержала Швецию хлебными субсидиями, а для пополнения войск решила воспользоваться теми же средствами, что и другие участники Тридцатилетней войны, а именно — наймом ландскнехтов за границей. Помимо этого, решено было также начать обучение русских ратных людей «иноземному строю» силами европейских инструкторов.

Момент для начала военных действий был выбран очень удачно: в апреле 1632 г. умер король Речи Посполитой Сигизмунд III, а его сын Владислав, неудачливый претендент на русский трон, еще не был официально избран королем. Русская армия под командованием боярина М. Б. Шеина, героя обороны Смоленска двадцать лет назад, выступила из Москвы 3 августа 1632 г. Осенью 1632 г. развернулось стремительное наступление, и уже в декабре Смоленск был осажден. Однако штурмовать эту первоклассную крепость зимой не было никакой возможности — артиллерию и осадные орудия подвезли только летом 1633 г. К этому времени в армии Шеина началось дезертирство, из нее бежали дворяне южных уездов и донские казаки, на чьи земли все чаще нападали подстрекаемые поляками крымские татары. К августу 1633 г. от 56-тысячной армии осталось лишь около 40 тыс. бойцов. Тогда же на подмогу Смоленску пришел избранный-таки польским королем Владислав IV с 15-тысячным закаленным войском. Со смертью короля Густава-Адольфа в битве под Лютценом 16 ноября 1632 г. рухнул и русско-шведский союз, так что надеяться Русскому государству теперь было не на кого. Оказавшись в окружении под Смоленском, Шеин уже в начале 1634 г. предложил почетную капитуляцию, по условиям которой вывел остатки своей армии, оставив Владиславу артиллерию и прочие запасы. В Москве такое поведение главнокомандующего сочли изменой, тем более, что для похода на выручку уже был готов корпус под командованием кн. Д. М. Черкасского и кн. Д. М. Пожарского, и Шеин был казнен. Однако это уже ничего не могло изменить в случившемся, и лишь героическая оборона крепости Белой, устоявшей перед армией польского короля, вынудила последнего согласиться на мирные переговоры. По условиям Поляновского мира, заключенного в июне 1634 г., Владислав отказался от претензий на русский трон, однако удержал за собой все города (кроме Серпейска), захваченные русскими войсками в предыдущие годы, да еще и получил контрибуцию в 20 тыс. руб. Первая попытка воевать в соответствии с современными требованиями, таким образом, оказалась неудачной.

Оборона южных границ страны.

Вообще, надо сказать, что после Смуты главным фронтом для Москвы был все-таки не западный, а южный, и сохранялось такое положение дел вплоть до начала русско-польской войны за Украину. Западная граница была достаточно укреплена, чтобы выдерживать удары польской армии, чего нельзя сказать о южных пределах Русского государства, в первой половине XVII в. фактически открытых для нападений из степи. Крымские татары, естественно, пользовались сложившейся обстановкой в полной мере. Отряды крымских и ногайских царевичей принимали активное участие в событиях Смутного времени, действуя заодно с отрядами второго самозванца и мятежными казаками И. Заруцкого. Показательно, что ногаи, к началу XVII в. присягнувшие на верность московскому царю и фактически подчинявшиеся астраханским воеводам, в годы Смуты сделались открыто враждебными России, и лишь в 1620-е гг. положение на юго-восточной окраине удалось стабилизировать. Еще хуже было то, что поляки и казаки успели разорить и уничтожить большинство городов-крепостей на юге страны, служивших ранее заслоном от татарских набегов: Орел, Болхов, Серпухов, Козельск, Перемышль, Белев, Путивль, Елец, Ряжск и т. д. Таким образом, южная граница оказалась, в сущности, неприкрытой, и татары свободно проникали на русскую территорию вплоть до берегов Оки. Лишь с 1618 г., когда основные силы Крыма оказались втянутыми в войну Османской империи с Речью Посполитой и Персией, на русской границе наступило относительное затишье, державшееся вплоть до начала Смоленской войны.

Эта передышка оказалась как нельзя более кстати для страны, только-только начинавшей восстанавливать свою военную мощь и готовившейся, к тому же, воевать на западе, а не на юге. В начале 20-х гг. численность полков, выдвигавшихся для охраны границы, не превышала 4–5 тыс. чел., и лишь со второй половины 20-х гг. она достигла 10 тыс. чел. Поэтому вполне понятно, что последовавшие в годы Смоленской войны масштабные нападения крымцев, спровоцированные поляками, застали оборону южной окраины Московского государства в очень ослабленном состоянии.

После 1630 г., когда большинство полков русской армии оказались сосредоточены на западной границе для похода на Смоленск, численность войск, охранявших «степную украину», не достигала и 5 тыс. чел. Кроме того, мобилизации в солдатские полки и дворянскую конницу затронули значительную часть детей боярских из северских и рязанских городов, так что численность тамошних гарнизонов резко сократилась. В Новосиле в 1631 г. было 730 чел., а в 1633 г. — 260, в Ельце — 1 710 и 947, в Курске — 1 564 и 1 230, в Рыльске — 1 067 и 606 чел. соответственно. Даже донское казачество, с которым традиционно старались поддерживать добрые отношения, понимая всю его значимость для охраны границ, было ослаблено привлечением лучшей его части в армию под Смоленск. Поэтому момент для нападения крымцами был выбран очень удачно, даже несмотря на прямой запрет турецкого султана, считавшего Москву своим союзником в борьбе против Речи Посполитой. И в конце июля 1632 г. татарское войско, насчитывавшее, по некоторым оценкам, до 20 тыс. чел., ворвалось в пределы Русского государства. 5–7 августа 10 тыс. татар, осадив и блокировав в крепости гарнизон Новосиля, рассыпались по всему уезду, забирая в плен население сел и деревень. Это была вообще одна из характерных особенностей татарских набегов: изолируя городской гарнизон, они получали свободу действий в уезде, не позволяя жителям успеть скрыться в крепости. Уходя, татары, когда это было необходимо, снова блокировали города, чтобы беспрепятственно вывести захваченную добычу. Подобным образом они блокировали и Мценск, в Орловском уезде в середине августа действовали 2 500 татар, а еще 2 000 чел. блокировали Карачев. На обратном пути крымцы несколько дней держали в осаде Ливны, давая возможность беспрепятственно миновать крепость своим обозам. По сведениям, затребованным Разрядом у городовых воевод, потери среди русского населения на пострадавших землях составили более 2,5 тыс. чел., из них более 300 убитыми. Впрочем, даже эти цифры, вероятно, неполны.

Этот поход оказал самое непосредственное действие на армию Шеина под Смоленском, откуда в августе 1633 г. началось массовое дезертирство дворян и детей боярских, чьи поместья были разорены татарами. С появлением же под Смоленском рати польского короля стало очевидно, что успеха в этой войне добиться невозможно — не могли помочь Московскому государству и его внешние союзники (Швеция и Османская империя). Стало ясно, что без преграждения доступа с юга нечего и думать об успешной войне на западе.

Состав и внутренняя организация русской армии после Смуты.

Поместное дворянское ополчение, уже к концу XVI в. попавшее в достаточно тяжелое положение, после Смуты оказалось фактически в полном упадке. Хозяйства большинства помещиков и вотчинников были разорены, их крестьяне разбежались, а введенные правительством царя Михаила Федоровича новые чрезвычайные налоги и сборы с целью хоть как-то пополнить казну оказывались для землевладельцев непосильными. Количество пустующих земель достигало в некоторых уездах 60–70 %. Вплоть до начала 20-х гг. приходилось действовать лишь чрезвычайными мерами, отражая казачьи восстания, походы польских и шведских войск, татарские набеги. Правительство пыталось наладить учет состава дворянских корпораций и их денежное обеспечение, однако смогло лишь не допустить окончательного разорения городовых дворян и детей боярских. Только после 1619 г. стало возможным возвращение к нормальным условиям организации службы, показателем чего можно считать общий разбор служилых «городов» Русского государства, проведенный в 1621–1622 гг. Главными здесь были вопросы о размерах поместных и денежных окладов, которые всячески старались упорядочить. Все пожалования самозванцев и польского королевича Владислава признавались незаконными, все лишние поместные земли и денежное жалование против окладов подлежали возвращению в казну. Посланные из Москвы бояре и воеводы проводили разбор в 21 уездном центре, куда были вызваны служилые люди со всей округи. Ими проводился опрос выборных дворян, дворовых и городовых детей боярских, а полученные сведения о состоянии их поместий и о соответствии вооружения, лошадей, количества слуг и т. д. земельному владению записывались в десятню.

Полученная в результате картина оказалась настолько неутешительной, что правительство решило поверстать поместными и денежными окладами всех дворян и детей боярских, вновь зачисляемых на службу. Им назначали от 100 до 350 четвертей земли и от 5 до 11 руб. жалования. Сделать это было тем легче, что после Смуты даже вокруг Москвы, не говоря уже о других территориях страны, существовало значительное количество «черных» (т. е. крестьянских) земель, пошедших теперь в раздачу. Удалось наладить и регулярную выдачу денежного жалования. Все это позволило развернуть подготовку к войне с Речью Посполитой, в рамках которой на протяжении 1630–1631 гг. был организован новый разбор всех служилых «городов» Русского государства. Он позволил получить четкое представление о количестве войска и его боеспособности накануне готовившегося военного столкновения с Речью Посполитой. Общее число служилых дворян и детей боярских составило почти 27,5 тыс. чел., из которых свыше 24,5 тыс. относились к числу городовых (т. е. провинциальных, членов уездных корпораций). Численность поместного ополчения, таким образом, была доведена до уровня конца XVI в., однако в полковую службу были записаны менее 16 тыс. чел. Это означало, как мы уже показывали выше, что почти половине дворян и детей боярских полковая служба была непосильна, так что они ограничивались несением городовой и осадной службы. А неудачный исход Смоленской войны положил начало глубокому внутриполитическому кризису, напрямую связанному с ролью служилых «городов» в жизни московского общества. Поток коллективных челобитных с требованиями ограничить землевладение московских чинов, запретить членам служилых корпораций поступать в холопы, отменить урочные лета для поиска беглых крестьян и окончательно закрепить их за своими владельцами наглядно иллюстрирует масштабы этого кризиса, закончившегося, в конце концов, социальным взрывом 1648 г. и принятием в следующем году Соборного Уложения, удовлетворившего большинство требований служилого сословия.

Как и в предыдущем столетии, немалую роль в составе русской армии играли служилые «по прибору», а именно: стрельцы и казаки. Стрельцы, будучи до начала Смоленской войны единственной постоянной пехотой в войске, были предметом особых забот правительства. Их численность возросла с 20,5 тыс. чел. в 1625 г. до более чем 25,5 тыс. уже в 1634 г. Особенно быстро росла численность городовых стрельцов, составлявших теперь основу гарнизонов городов, как пограничных, так и расположенных в центре страны. К тому же основным источником пополнения стрелецкого войска сделались теперь дети и родственники уже ранее служивших стрельцов, которым не требовалось даже менять свои места проживания для записи в службу. Это позволило начать очищение стрелецких рядов от выходцев из холопов, посадских людей и пашенных крестьян, т. е. представителей тяглых сословий, о чем постоянно говорилось в наказах царя Михаила Федоровича городовым воеводам и стрелецким головам. Стрелецкие оклады составляли в среднем 3 руб. и по 12 четвертей ржи и овса в год, однако нередки были и случаи наделения стрельцов землей в размере 8–12 четвертей.

Казаки, сыгравшие столь заметную роль в событиях Смуты, также принимались московским правительством на военную службу. Еще первые годы после Смуты отмечены многочисленными казачьими движениями, причем явно антидворянской направленности. Это вполне естественно, ведь казачество к тому моменту уже осознавало себя как военно-служилое сословие, для которого на этом поприще дворянство было опаснейшим конкурентом и прямым врагом. Если же добавить сюда еще и происхождение большинства казаков из крестьян и холопов, т. е. открыто враждебных дворянам социальных слоев, то неудивительно, что казаки при любом удобном случае старались расправляться со своими противниками. Правительство же, не в силах обойтись без их услуг в деле охраны границ, особенно на юге и юго-востоке страны, вынуждено было одной рукой подавлять эти выступления, а другой — жаловать казаков деньгами и поместьями по индивидуальным или коллективным окладам, встраивая их таким образом в сословную структуру общества и армейскую организацию. Так, в 1630 г. в г. Севске, например, казаки, имея по 20 четвертей земли, получали деньгами: пятидесятники по 3,25 руб., десятники — по 2,75, рядовые — по 2,5 руб. Кроме того, правительство предоставляло, а впоследствии подтверждало данные казакам льготы в виде освобождения (обеления) от налогов и повинностей казачьих дворов или земель. Так появилась особая группа беломестных казаков, земельные оклады которых колебались от 20 до 30 четвертей в поле.

Появление в России войск «нового строя».

Наконец, о полках «нового строя». Под этим термином в отечественной исторической науке понимаются воинские соединения, устроенные по образцу армий западноевропейских государств и качественно отличавшиеся от других частей в составе русской армии на протяжении большей части XVII в. Они имели определенную базу комплектования и правильное устройство, что дает нам право говорить о том, что войска «нового строя» были организованы на новых началах и коренным образом отличались от старого дворянско-поместного ополчения. Правда, первый опыт их формирования получился не слишком успешным. Еще перед началом Смоленской войны, в 1630–1632 гг., московским правительством были сформированы путем отчасти найма за границей, отчасти набора внутри страны (как добровольного, так и принудительного) восемь солдатских полков, шесть из которых участвовали затем в осаде Смоленска, а также рейтарский и драгунский полки. В солдаты шли, в основном, беспоместные дети боярские, казаки, крещеные татары и т. д., в большинстве своем добровольцы, хотя попадались среди них и представители тяглого населения, набранные в качестве «даточных людей». Все они проходили обучение у иностранных офицеров-инструкторов, которых в те годы насчитывалось на службе почти 200 чел. Иноземцами были и все командующие этими полками — Росформ, Унзен, Краферт, Матейсон, Делиберт и др. Именно эти войска в наибольшей степени соответствовали принципам устройства западноевропейских наемных армий той эпохи. Но, как справедливо отмечал исследовавший этот первый опыт Е. Д. Сташевский, заимствовав эту идею с Запада, московское правительство упустило ее конечную цель — создание постоянного регулярного войска; новые русские полки были не постоянными, а временными, только для нужд Смоленской войны созданными. После окончания боевых действий все они были распущены.

Однако уже с конца 1630-х гг. в связи с масштабными мероприятиями по укреплению обороны южных границ Русского государства от крымских татар были возобновлены наборы в формируемые там драгунские и солдатские полки. В 1637 г., когда захват донскими казаками Азова резко обострил отношения Москвы с Турцией и Крымом, в южные пограничные города были направлены солдаты и драгуны под началом кн. И. Б. Черкасского и кн. С. В. Прозоровского. А в 1638 г. в связи с масштабными работами по восстановлению и укреплению засечных черт на южную границу были направлены 5 тыс. драгун и около 8,5 тыс. солдат. К началу зимы все они были распущены по домам, однако весной 1639 г. этот набор был повторен. Практиковались подобные призывы драгун и солдат на сезонную пограничную службу и в последующие годы. Таким образом старались поддерживать постоянную численность контингента войск «нового строя», предназначенных для охраны южных границ Европейской России. Как видим, служба в этих частях поначалу носила сезонный характер. Но вскоре правительству стало ясно, что ежегодные наборы на временную службу не дают положительных результатов. Содержание ратных людей обходилось очень дорого, поскольку все издержки «подъема» на службу принимала на себя казна, фактически снаряжавшая и солдат, и драгун. Уровень их боевой подготовки, понятно, был невысок, на временную службу нередко попадали люди случайные, не обладавшие необходимыми знаниями и навыками.

Тогда в 1642–1648 гг. на драгунскую службу были записаны крестьяне ряда сел и деревень Воронежского, Севского и других южных уездов. За ними были сохранены их земельные наделы, так что они не требовали почти никаких материальных затрат на свое содержание. Казна снабжала их оружием, а также направляла для обучения их драгунскому строю русских «начальных людей». Для несения сторожевой пограничной службы подобным образом были сформированы три драгунских полка. Пожалуй, справедливо мнение одного из современных исследователей о том, что эти «поселенные драгуны», в отличие от прежних «кормовых», отличались хорошей выучкой и, будучи кровно заинтересованы в обороне своих родных мест проживания, представляли собой достаточно надежную вооруженную силу. Позднее аналогичным способом были организованы еще три солдатских полка на северо-западной границе.

Одновременно с этим шло и создание рейтарских полков, куда зачислялись на службу дворяне и дети боярские, особенно те из них, кто только достигал призывного возраста. Эта практика была законодательно закреплена Соборным Уложением 1649 г. По свидетельству Г. К. Котошихина, именно рейтарская служба имела самый почетный характер, так что при зачислении в рейтары недостатка в добровольцах не ощущалось: туда шли «из жилцов, из дворян городовых и из дворянских детей недорослей, и из детей боярских, которые малопоместные и беспоместные и царским жалованием, денежным и поместным, не верстаны». Правительство воспользовалось этим для того, чтобы превратить рейтарские полки, особенно дислоцированные в столице, в своеобразную «школу» подготовки русских командных кадров для войск «нового строя». Еще в 1647 г. в Москву прибыл майор И. ван Бокховен, голландец по происхождению, вступивший здесь в рейтарскую службу и тут же получивший чин полковника. Он стал командиром рейтарского полка в составе 2 тыс. чел., где под его руководством проходили обучение и конному, и пешему строю дворяне и дети боярские, которых в дальнейшем рассылали по формируемым драгунским и солдатским полкам уже в офицерских чинах. Было переведено на русский язык и напечатано тиражом более 1 тыс. экз. известное сочинение датчанина И. Я. Вальгаузена «Военное искусство пехоты», в русском варианте получившее название «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей».

Таким образом, уже в первой половине XVII в. мы можем наблюдать шедший достаточно активно процесс организации войск «нового строя» в России. Впрочем, пока он еще имел скорее локальный размах, подчиняясь решению тех или иных конкретных задач и не имея характера целенаправленной государственной политики. К тому же, реорганизация армии была значительно ускорена в связи с войнами, которые вела Россия во второй трети XVII в. с более «продвинутыми» в военно-техническом отношении странами (Речью Посполитой и Швецией). Совершенно справедливо утверждение о том, что до середины века правительство еще пыталось поднять боеспособность конницы старого строя… Но боеспособность поместной конницы не улучшалась. Тогда правительство, в период подготовки и ведения войн с Польшей и Швецией, стало в принудительном порядке и в массовом масштабе записывать дворян, детей боярских и казаков в рейтары и солдаты.