Мероприятия Воинской комиссии в правление Анны Иоанновны.

Надо сказать, что часть преобразований Петра были отменены фактически сразу после смерти императора. Уже в 1725 г. новое правительство императрицы Екатерины I отказалось от казенных поставок продовольствия для армии: его сбор отныне предложено было вести путем закупок у помещиков по фиксированным ценам. Дабы снять недовольство населения постойной повинностью, в 1727 г. полки вывели из сел в специальные места дислокации, лишив их офицеров и командиров права участвовать в сборе подушной подати. Теперь воеводы сами должны были доставлять часть из собранных денег, предназначенную для содержания воинских соединений, в расположение соответствующих полков. Одновременно казна всячески стремилась сократить расходы на армию. Нерегулярные выплаты жалования вели к оттоку людей из рядов вооруженных сил — множество офицеров и солдат-дворян были отправлены в долговременные отпуска. Те же, что еще оставались на службе, активно использовались во внутренних делах государства. Так, на рытье Ладожского канала были заняты почти 15 тыс. солдат, высылавшихся от разных полков. Боевая подготовка фактически прекратилась: солдаты годами не брались за оружие, падала дисциплина и т. д. Все это и побудило императрицу Анну уже в июне 1730 г. учредить специальную Воинскую комиссию, целью которой было наведение порядка в армии. Председателем комиссии стал будущий главнокомандующий армией в русско-турецкой войне 1735–1739 гг. Б.-Х. Миних, и на этом посту ему удалось сделать довольно многое.

Комплектование армии по-прежнему осуществлялось рекрутскими наборами, проводимыми по мере надобности. Правда, точно так же массовым явлением оставались побеги и уклонение от службы. Пришлось узаконивать возможность для крестьянина избежать призыва, выставив себе заместителя. Это привело к тому, что в рекруты стали брать беглых, бродяг, нищих и прочих людей того же сорта. Сбор рекрутов производили специально назначенные наборщики из числа офицеров. Правда, по инициативе Миниха были внесены изменения в правила содержания рекрутов, значительно облегчавшие их положение. Несомненным успехом стало расширение сети школ для солдатских детей: по указу императрицы 1732 г. они учреждались при всех гарнизонах. А для улучшения подготовки офицеров в 1731 г. был образован Шляхетский корпус, ставший первым в России военно-учебным заведением нового типа. После смерти Петра I исчез жесткий контроль за дворянской службой, так что широко распространилась практика записи в службу с момента рождения, чтобы по достижении совершеннолетия сразу же получать обер-офицерские чины. Помимо всего прочего, это избавляло дворян от необходимости проходить обучение, ибо созданные при Петре школы пугали их своими суровыми порядками и возможностью совместного обучения с лицами неблагородного происхождения. Для того, чтобы исправить эту ситуацию, и был создан Шляхетский корпус, с одной стороны, удовлетворявший корпоративные чаяния дворянства, а с другой — обеспечивавший подготовку высококвалифицированных командных кадров. Кстати сказать, именно при Анне Иоанновне, вопреки распространенному мнению, нуждам русского дворянства уделялось большое внимание. Об этом свидетельствуют и отмена петровского указа о единонаследии (майорате), и сокращение обязательного срока службы до 25 лет, и стремление повысить уровень образования шедших на службу дворян, и решение уравнять по размерам выплаты жалования русских офицеров с иностранцами (при Петре последние получали больше). Словом, именно в 30-е гг. XVIII в. налицо стремление навести порядок в вооруженных силах страны и максимально приспособить их к современным условиям.

Много внимания уделялось и подготовке войск. Именно при Минихе полки, сохраняя свой статус основной тактической единицы, стали сводиться в бригады, которые, в свою очередь, составляли дивизии. Тот же Миних подготовил в 1731 г. и так называемую «Экзерцицию пешую», т. е. устав пехотной службы, дополнявший петровский устав 1716 г. в плане уточнения и усовершенствования правил ведения боя. Основным построением стали дивизионные колонны, а основным видом боя — огневой (залповая стрельба). Для отражения атак конницы противника использовалось каре — построение четырехугольником пехоты, вооруженной длинными пиками. Все эти нововведения, кстати, очень пригодились в ходе русско-турецкой войны, доказав свою эффективность. Правда, нерешенной осталась проблема чрезмерного разрастания полковых обозов, причинявших множество хлопот в боевых походах. Не на высоте оказывались и действия русской кавалерии, поскольку сам Миних, по собственному признанию, кавалерийское дело знал плохо. Поэтому, например, кирасир и драгун даже не пытались обучать стремительным атакам, а рекомендовали им действовать малой рысцой. Зато артиллерия при Минихе была значительно усилена: в армейских полках было произведено удвоение количества орудий, также удалось добиться эффективной поддержки действий пехоты артиллерийским огнем. Правда, единообразия калибров орудий ввести так и не удалось. Однако в целом русская армия в правление императрицы Анны, несомненно, сделала следующий шаг в своем развитии, показателем чего стала война с Турцией 1735–1739 гг. Остановимся подробнее на ее ходе, чтобы показать, какие основные качества были присущи русским войскам в послепетровскую эпоху.

Русско-турецкая война 1735–1739 гг.

Война назревала довольно долго. После того, как с 1733 г. Россия втянулась в войну за «польское наследство», стремясь посадить на престол Речи Посполитой своего ставленника — саксонского курфюрста Августа III, Османская империя неоднократно демонстрировала свое явное неудовольствие этим вмешательством. Россия, со своей стороны, активно поддерживала Персию в борьбе с турками, пойдя даже на союз с ее правителем Надир-шахом. Столкновение, таким образом, становилось неизбежным, и в Петербурге решено было нанести первый удар по Азову и Крыму. И уже осенью 1735 г. 40-тысячный корпус генерал-лейтенанта М. И. Леонтьева произвел демонстрацию в направлении Перекопа, хотя добраться до полуострова помешали ранняя зима и недостаток продовольствия. Назначенный главнокомандующим Б.-Х. Миних зимой 1735–1736 гг. составил план кампании, по которому формировались две армии: одна — на Дону, для осады Азова, другая — на Днепре, для похода на Крым. Днепровская армия состояла из 20 тыс. драгун, 25 тыс. пехотинцев и 30 тыс. казаков, т. е. более, чем на половину из иррегулярных и полурегулярных воинских формирований, с преобладанием кавалерии. Здесь, конечно же, явно учитывался характер потенциального противника — крымских татар. Командование армией принял на себя сам Миних. В Донской армии, напротив, преобладала пехота из регулярных армейских полков (более 30 тыс. чел.), а драгун и казаков насчитывалось лишь 6 и 8 тыс. соответственно. Кроме того, при ней находилось почти 300 осадных орудий. Командовал этой армией генерал-аншеф П. П. Ласси. В сущности, каждая из этих двух армий была отлично приспособлена для решения своих специфических задач.

В марте 1736 г. началась осада Азова, а уже в июне крепость капитулировала. В апреле выступила в поход на юг армия Миниха, двигаясь четырьмя колоннами под началом генерал-майоров Шпигеля и В. А. Репнина, генерал-лейтенанта Леонтьева и принца Л.-В. Гессен-Гомбургского. Подойдя к Перекопу, Миних потребовал от крымского хана капитулировать и признать владычество русской императрицы, а после отказа сразу же приступил к подготовке штурма. Он был предпринят 20 мая 1736 г. и уже через несколько часов увенчался полным успехом. Особенно поражают ничтожные потери атакующих: менее 100 убитых! После этой победы Миних повел армию дальше в глубь Крыма, занял и разорил столицу ханства Бахчисарай, Кафу и другие крупнейшие города, рассчитывая таким образом вывести крымцев из войны. Однако полностью добиться своей цели фельдмаршал не сумел, а большие потери, причем не боевого характера, а от болезней, вынудили его уже в июле начать отступление к северу. Вывести войска из Крыма удалось благополучно, но большая часть армейских полков была настолько измотана походом, что о возобновлении боевых действий до следующего года уже не могло быть и речи. Хотя даже этот, достаточно скромный по своим последствиям рейд Миниха в глубь Крыма произвел сильнейшее впечатление в Стамбуле. Турки со страхом ожидали нового русского наступления, которое и произошло уже в следующем 1737 г. Новый удар был направлен на турецкую крепость Очаков в устье Днепра, которую необходимо было уничтожить для дальнейшего развертывания наступления на запад, в Молдавию и Валахию. В конце июня Миних во главе армии подступил к крепости и окружил ее, начав подготовку к штурму. Но турки предупредили его намерение, 1 июля атаковав осаждающих силами большей части гарнизона. Вылазка была отбита, и Миних попытался развить успех, на плечах отступающих защитников крепости ворвавшись в город. Правда, Очаков был так укреплен, что даже несмотря на огонь русской артиллерии, от которого в городе вспыхнул страшный пожар, преодолеть его стены и крепостной ров атакующим отрядам так и не удалось. Штурм фактически провалился, но Миниха спасло счастливое совпадение — занятые отражением штурма турки не могли потушить пожара в крепости, и утром 2 июля огонь достиг пороховых складов. Часть укреплений взлетела на воздух, погибли почти 6 тыс. защитников, после чего город потерял возможность обороняться и сдался.

Очаковская эпопея стоила русской армии таких потерь, что Миниху пришлось отказаться от запланированного похода на Бендеры. Оставив в крепости пятитысячный гарнизон, фельдмаршал повел свои войска обратно на север, вдоль Буга. Предпринятая осенью того же года турками попытка отбить Очаков успеха не имела — русский гарнизон отражал все атаки, вынудив, в конце концов, противника снять осаду и уйти. Тогда же армия П. П. Ласси нанесла новый удар по Крыму, на этот раз со стороны Азова. В следующем году поход снова был повторен. Миних же пытался проникнуть в Молдавию, но турки возвели на своем берегу Днестра столь мощную оборонительную линию, что от попытки форсировать реку пришлось отказаться. Сказывались, к тому же, все недостатки, свойственные организации походов при Минихе: движение армии страшно замедляли огромные обозы, снабжение продовольствием наладить так и не удалось, плачевное состояние драгунской конницы вынуждало отказываться от тактики стремительных ударов и глубоких рейдов в тыл противника, так что вся армия, в сущности, постоянно двигалась огромным четырехугольником, тратя гораздо больше сил на достижение указанных по плану пунктов, нежели на сражения. Да и союзники России в этой войне — австрийцы — терпели от турок одни поражения, так что рассчитывать на их помощь было невозможно.

Апогеем войны и полководческой карьеры Миниха стал его поход на Хотин в 1739 г. В августе под Ставучанами его встретила 80-тысячная турецкая армия. Численно уступая противнику, Миних решил отвлечь его внимание демонстративной атакой на правый фланг, а затем нанести мощный удар по левому, менее укрепленному флангу и прорваться к Хотину. Отряд генерал-майора Г. Бирона утром 17 августа произвел эту демонстративную атаку, после чего стал отступать. Увлекшись преследованием, турки не заметили перехода главных сил русской армии в наступление. Попытка остановить продвижение русской пехоты ударом турецкой кавалерии провалилась, после чего началось беспорядочное бегство. Русские заняли турецкий лагерь, захватили весь неприятельский обоз и артиллерию, понеся ничтожные потери. Путь на Хотин был открыт, а оттуда Миних через две недели добрался уже до Ясс. Однако страшное поражение под Белградом привело к подписанию сепаратного мира между Австрией и Турцией, так что все победы русской армии оказались обесценены. В итоге по заключенному той же осенью мирному договору Россия получила Азов, а кабардинские владения на Северном Кавказе, ранее признававшие сюзеренитет Стамбула, теперь были объявлены нейтральными, став своего рода пограничным барьером между двумя государствами. Молдавию Турция удержала за собой. Однако, даже несмотря на столь скромные результаты, русско-турецкая война 1735–1739 гг. доказала, что эволюция русской армии в сторону регулярной продолжалась, и идеи Петра I не были забыты его преемниками. Выяснилось, что турок и татар можно побеждать на их территории, и именно с 30-х гг. XVIII в. берут свое начало истоки блестящих побед русского оружия в войнах с Турцией второй половины столетия.

Политика правительства Елизаветы Петровны.

Императрица Елизавета Петровна (1741–1761), как известно, пришла к власти под знаменем национальной партии, требовавшей вернуться к якобы забытым правилам и учреждениям Петра I. Декларировался возврат к петровским началам и в деле строительства армии. Поэтому уже в 1742 г. по представлению Сената при Военной коллегии силами генералитета под председательством фельдмаршала кн. В. В. Долгорукова и принца Гессен-Гомбургского были рассмотрены вопросы о штатах армейских полков и принципах их комплектования, о порядке производства офицеров, о вооружении и т. д. Стараниями фельдмаршала П. П. Ласси миниховская «Экзерциция…» была отменена в пользу восстановления петровского воинского устава 1716 г. Правда, тут же выяснилась необходимость его основательной доработки. А поскольку заняться этим оказалось некому, то полковые командиры зачастую сами вносили в действующие уставы и наставления ряд дополнений по собственному усмотрению. И хотя еще в 1748 г. в корпусе генерала В. А. Репнина, совершившем поход на Рейн, в полной мере пользовались именно петровским уставом, лишь с незначительными дополнениями, было ясно, что разработка нового воинского устава необходима, хотя бы для придания единообразия армейским построениям. В 1754 г. при Военной коллегии была образована новая Воинская комиссия, которой и было поручено это дело. В 1755 г. был, наконец, выпущен новый устав, разработанный полковником З. Г. Чернышовым, носивший явные следы прусского влияния, особенно в части ориентации на парадное обучение солдат и пристального внимания к однообразности выполняемых движений. Строевые приемы сильно усложнились, однако командирам была предоставлена свобода в выборе оптимального построения для той или иной конкретной ситуации. Однако с учетом того, что обучение рекрутов, равно как и полевые маневры с участием солдат и офицеров производились крайне нерегулярно, продемонстрировать все эти тактические новинки в ходе Семилетней войны русской армии, по большому счету, так и не удалось.

Некоторые изменения произошли в структуре армейских частей. При Елизавете в 1741 г. были восстановлены гренадерские роты, а в 1747 г. увеличили численность полков, для чего пришлось проводить специальный рекрутский набор. Высшие соединения — бригады, дивизии и корпуса — носили, как правило, временный характер. Бригада обычно включала 2–3 полка, дивизия — от 2 до 5 бригад. Появились и самостоятельные гренадерские полки, считавшиеся лучшими в составе всей армии в целом. Вообще, гренадерские части при Елизавете были поставлены в привилегированное положение. Правда, в ходе Семилетней войны выяснилось, что эти подразделения не способны эффективно прикрывать действия артиллерии, для чего они, собственно, и предназначались. Да и ручные гранаты — основное оружие гренадер на поле боя — к середине века уже практически утратили свое значение. Напротив, другое нововведение елизаветинских времен — легкая егерская пехота — оказалось весьма успешным. Расцвет этих частей пришелся уже на екатерининскую эпоху, но практике их формирования положил начало еще в 1761 г. П. А. Румянцев. Таким образом, мы наблюдаем процесс углубления дифференциации и специализации уже внутри отдельных родов войск. В целом, конечно, подавляющее преобладание в русской армии сохраняла пехота, насчитывавшая 160 тыс. чел. В кавалерии продолжали существовать, наряду с драгунами, кирасирские полки, от которых поначалу решено было отказаться. Но в силу слабого вооружения драгунской конницы решено было иметь в составе армии 6 кирасирских полков. По штатам 1756 г. предусматривалось деление на тяжелую, среднюю и легкую конницу — всего ок. 30 тыс. чел. Правда, не следует забывать и о казачьей коннице, насчитывавшей почти 45 тыс. чел. Кроме того, стараниями П. И. Шувалова была значительно усилена полковая артиллерия, и не случайно, что именно русская артиллерия в ходе Семилетней войны показала себя с наилучшей стороны. В целом же правление Елизаветы можно считать временем своего рода компромисса между консерваторами, стоявшими за сохранение в неизменном виде петровской армии, и новаторами, предпочитавшими заимствовать из европейского (прежде всего, прусского) военного опыта все то, что могло принести пользу в условиях России. Наконец, армия по-прежнему сохраняла функцию главной полицейской силы внутри страны — гарнизонные войска вместе с ландмилицией насчитывали почти 100 тыс. чел.

Участие России в Семилетней войне.

В Семилетнюю войну (1756–1762), таким образом, русская армия вступила в состоянии незавершенной внутренней перестройки, что не могло не сказываться на ее действиях. Однако именно в этой войне, как и полвека назад, она продемонстрировала, что способна разгромить лучшую из современных ей европейских армий (при Петре — шведскую, ныне — прусскую). Для того, чтобы ответить на вопрос, как такое стало возможным, постараемся рассмотреть события более подробно. Итак, в 1756 г., после объявления войны Пруссии, для руководства боевыми действиями в Петербурге была образована так называемая Конференция при высочайшем дворе (т. е. военный совет), в состав которого вошли, правда, в основном, не военные, а придворные: канцлер А. П. Бестужев-Рюмин, П. И. и И. И. Шуваловы, М. И. Воронцов и др. Военные были представлены лишь фельдмаршалом Н. Ю. Трубецким и А. Б. Бутурлиным. Решено было для ведения войны создать армию из шести корпусов общей численностью 130 тыс. чел., а главнокомандующим стал С. Ф. Апраксин. Весной 1757 г. во главе армии в 65 тыс. бойцов он двинулся в Восточную Пруссию, которую защищал фельдмаршал Левальд с 36-тысячной армией. Корпус генерала В. В. Фермора в конце июня взял Мемель, после чего русская армия развернула наступление на Кенигсберг. Пытаясь угрожать прусской армии обходом с юга, Апраксин не ожидал встречного удара противника. На рассвете 19 августа русские войска, уже построенные в походном порядке, были внезапно атакованы силами Левальда у деревни Гросс-Егерсдорф. Правда, даже в неблагоприятных условиях русская армия смогла перестроиться и принять встречный бой. Несколько атак прусской конницы успеха не имели, а ввод в бой четырех полков резервной бригады молодого генерала П. А. Румянцева решил исход боя. Разбитая этим ударом прусская пехота побежала, увлекая за собой и кавалерию. Потери противника составили ок. 2,5 тыс. чел. убитыми, в составе русской армии погибло ок. 1,5 тыс. чел. В сражении у Гросс-Егерсдорфа уже проявились все качества, прославившие русскую армию в Семилетней войне — упорство и стойкость пехоты, высокая маневренность кавалерии, успешное использование массового артиллерийского огня. Однако воспользоваться плодами этой победы не удалось: вместо дальнейшего наступления на Кенигсберг Апраксин приказал отступать к Тильзиту. За это он в конце года был смещен с поста главнокомандующего (сменил его Фермор) и отдан под суд.

Уже в январе 1758 г. Фермор овладел Кенигсбергом, а к лету развернул наступление в центр Германии. Основной целью кампании стало взятие крепости Кюстрин на берегу Одера, прикрывавшей путь на Берлин. На защиту своей столицы двинулся во главе своей армии сам прусский король Фридрих II, справедливо считавший одним из лучших полководцев своего времени. Уступая в живой силе (пруссаков было 33 тыс. против 42 тыс. русских), он, тем не менее, решился на атаку. У деревни Цорндорф 14 августа произошло большое сражение, затянувшееся на 10 часов. Фридрих рассчитывал добиться победы тем же приемом, с помощью которого он легко одолевал французов и австрийцев — нанести тяжелой конницей удар во фланг противника, одновременно построив свою пехоту в косой боевой порядок, перпендикулярно к фронту обороняющегося. Это позволяло в случае успеха сразу же врезаться в выстроенные линией войска противника, рассеивая их. Однако под Цорндорфом эта атака впервые не принесла прусскому королю успеха. Огнем русской пехоты и артиллерии были отбиты все удары его кавалерии, а прусская пехота не смогла вовремя поддержать атакующих. Правда, русская армия понесла в этом сражении существенно большие потери: 20 тыс. против 12 у пруссаков. Тем не менее, королю не удалось ее разбить, так что он вынужден был временно отказаться от активных боевых действий. Да и сам Фермор не стремился обострять обстановку, отведя войска на зимние квартиры. Никаких стратегических выгод, таким образом, и эта кампания не принесла.

В 1759 г. во главе русской армии встал генерал-аншеф П. С. Салтыков. Ему предписывалось идти к Одеру на соединение с австрийскими войсками, после чего двигаться на Берлин. Однако чрезвычайная медлительность австрийской армии не позволила это соединение осуществить. Салтыков успел своими силами овладеть Франкфуртом-на-Одере, когда на выручку своей столице снова явился Фридрих II. Под началом короля находилось 48 тыс. чел., у Салтыкова было 38 тыс. русских войск и 20 тыс. австрийцев. Поэтому командующий заблаговременно укрепился на выгодной позиции у деревни Кунерсдорф, готовясь встретить там атаку. Используя рельеф местности, Салтыков сосредоточил все свои силы на трех возвышенностях, стремясь заставить Фридриха развернуть все свои войска и измотать их в ходе штурма. Кроме того, на одном из флангов был сформирован сильный резерв — явное отступление от господствовавшей тогда линейной тактики. Атака пруссаков успехом не увенчалась: русские войска хоть и отступили, но в полном порядке, и на заранее подготовленные позиции. А после первых же штыковых контратак русской пехоты наступление противника, в сущности, захлебнулось. Удар резервных сил, особенно легкой конницы, при поддержке сосредоточенного артиллерийского огня решил исход боя. Прусская армия бежала, потеряв на поле сражения более трети своего личного состава. Кунерсдорф ознаменовал собой переход стратегической инициативы в руки союзников, а наиболее ярким свидетельством этого явился захват Берлина русским корпусом генерала З. Г. Чернышова в сентябре 1760 г. А в конце 1761 г. Румянцевым был взят Кольберг — сильнейшая из всех крепостей Пруссии на побережье Балтики. Кстати, именно там впервые проявила себя в составе русской армии легкая егерская пехота. Кроме того, Румянцев вообще отказался от линейной тактики, действуя рассыпными строями и колоннами. Таким образом, уже в ближайшем будущем можно было надеяться на скорое и победоносное завершение войны. Однако смерть императрицы Елизаветы в конце 1761 г., как известно, спасла Пруссию от разгрома.

Русские вооруженные силы на территории Сибири в XVIII в.

Значительные изменения произошли на протяжении рассматриваемого столетия и с русскими вооруженными силами на территории Сибири. Расширение границ в южном направлении и строительство укрепленных линий приводили к тому, что все больше казаков из состава городовых команд переводились туда на службу. К середине века там дислоцировались уже 2 тыс. сибирских казаков. Это вызвало организационное разделение казачества на две категории: городовых и пограничных. Активным сторонником перевода в ряды последних всех сибирских казаков выступал командующий южными пограничными линиями генерал-майор Киндерман. Основным источником пополнения казачества в XVIII в. было «самовоспроизводство», т. е. запись в службу детей и родственников тех, кто уже входил в состав этой группы населения. Это вполне отвечало планам правительства, стремившегося превратить городовое казачество Сибири в замкнутую сословную группу. В 1720 и 1733 гг. издаются указы о том, чтобы «из купечества и из крестьянства в такие чины не верстать». Однако сделать казачество абсолютно замкнутым сословием все же не удалось, и до конца столетия в его ряды продолжали проникать выходцы из других слоев населения. Кроме того, можно было воспользоваться указом 1744 г., разрешавшим записываться в службу всем тем, кто был освобожден от уплаты подушной подати. Комплектование городовых казаков находилось в компетенции местных губернаторов и комендантов.

Служба казаков, как и прежде, носила иррегулярный характер, никак не регламентируясь и являясь пожизненной. Избавиться от нее можно было только по болезни, увечью или дряхлости. Начиналась же казачья служба нередко с 15, а то и с 13-летнего возраста, хотя большинство людей все-таки поступали на службу в 16–18 лет. Требовалась для этого челобитная самого кандидата, его отца или кого-то из родственников, на которую последовало бы положительное решение властей — местного воеводы, ставившего в известность Сибирскую губернскую канцелярию. Повышение в чине также осуществлялось губернской канцелярией, а со второй половины века — обер-комендантами. Для того, чтобы стать атаманом или головой, рядовому казаку требовалось беспорочно прослужить не меньше 20–25 лет, сотником — более 12 лет, пятидесятником — почти 10 лет.

Как и прежде, казаки за службу получали жалование — денежное, провиант (рожь, крупы) и фураж (овес). Однако величина этого жалования позволяла, в лучшем случае, только прокормить себя, но не снаряжаться на службу за свой счет, как того требовало правительство. Кроме того, получали они его не всегда регулярно и не всегда в полном объеме. Поэтому казакам неизбежно приходилось обращаться к хозяйственной деятельности — земледелию, ремеслам, торговле и промыслам. Петр I в свое время вообще хотел записать всех служилых по прибору, имевших землю, в сословие государственных крестьян, но после смерти преобразователя эту идею быстро отставили. Взамен, правда, была выдвинута другая, не менее оригинальная: вообще прекратить выплату казакам жалования, обязав их жить исключительно с выделенных им земель. Но после решительного протеста казаков выплаты жалования им восстановили.

С середины века казачье землевладение теряет свои позиции в Сибири. Причиной этого стали как массовый перевод казаков на пограничные линии, где вести свое хозяйство было затруднительно по условиям службы, так и взятый правительством курс на запрещение недворянского землевладения. Для занятий же ремеслами и торговлей требовалось записываться в посад (позднее — в мещане), так что этой деятельностью служилые занимались, как правило, незаконно. Правда, была у них одна важная привилегия — освобождение от уплаты подушной подати. Но взамен они должны были выполнять многочисленные повинности: ремонт и содержание мостов, дорог, служебных помещений, платить денежные взносы в войсковую казну, за счет которой содержался аппарат управления, и т. д. Таким образом, потомки соратников Ермака и покорителей Сибири превратились лишь во вспомогательные административно-полицейские формирования, живущие на казенное жалование и полностью зависящие от абсолютистского государства. Исключением в этом плане были только пограничные казачьи войска, а также расквартированные в Сибири регулярные подразделения из состава армейских частей.

Первым соединением петровской армии здесь стал Сибирский драгунский полк, сформированный еще в 1698 г. из беломестных казаков Тобольского уезда: Петр велел «ис тех казаков прибрать полное число тысячу человек в драгунскую службу». Денежные оклады драгун составляли 3 руб. в год, им также были выделены пахотные земли (по 2 десятины каждому). Командиром драгун стал в 1699 г. полковник Давыд Яковлевич Мейн, сын полковника Якуба Мейна, который жил в ссылке в Тобольске в 60-х гг. XVII в. Драгуны были размещены по 10 слободам ротами по 100 чел. в каждой под командованием нескольких офицеров, чаще всего, капитанов и поручиков. Служебные обязанности их заключались, как и прежде, в охране южных границ русских владений в Западной Сибири. Уже в первые годы своего существования этот полк принимал довольно активное участие в боевых действиях на подведомственной его командованию территории, выступая против отрядов башкир и казахов, совершавших набеги на русские поселения в Зауралье.

Сибирский драгунский полк стал не только первым из армейских соединений, дислоцированных на территории Сибири в правление Петра I, но и первым в составе гарнизонных войск русской армии начала XVIII столетия. Судя по всему, он оставался единственным подразделением петровской регулярной армии за Уралом вплоть до середины 1720-х гг. С введением в 1719–1722 гг. подушной подати на содержание регулярной армии все ее полки были распределены по губерниям страны. По расписанию Петра I в 1720 г. на Сибирскую губернию пришлись 3 гарнизонных пехотных полка (Санкт-Петербургский, Московский и Тобольский) и один драгунский. Однако приказ отбыть в Сибирь на постоянные квартиры упомянутые солдатские полки получили лишь в 1724 г. Один из них (Тобольский пехотный полк) был затем переброшен в Забайкалье и переименован в Якутский, а в 1727 г. был придан отправлявшемуся в Китай графу С. Л. Владиславичу-Рагузинскому. После заключения Кяхтинского договора Якутский полк был оставлен в Забайкалье, а его солдат вместе с казаками использовали для строительства торговой Кяхтинской слободы и Селенгинской крепости (этим, кстати, занимался поручик Абрам Ганнибал, прадед А. С. Пушкина).

В 30-х — 40-х гг. XVIII в. численность регулярных войск увеличилась главным образом в Западной Сибири в связи с обострением отношений с Джунгарией, правители которой устраивали набеги на русскую территорию. Миних провел в Военной коллегии решение о создании в южной Сибири нескольких укрепленных линий (Тобольско-Ишимской, Колывано-Воскресенской и Иркутской), которые представляли бы собой ряд опорных пунктов – крепостей и форпостов. Соответственно потребовалось увеличить контингент регулярных войск. После серии указов в 1736–1737 гг. были сформированы Новоучрежденный драгунский полк и пехотный батальон того же наименования. Рядовой состав набрали из сибирских служилых людей, офицеров Военная коллегия назначила из полевых полков. В 1745 г. в Сибирь под командованием генерал-майора Киндермана вступили «для охранения границ» 2 пехотных и 3 конных полка. Ширванский и Нотебургский пехотные полки разместились в Тобольске и Тобольском уезде, а драгунские Луцкий, Олонецкий и Вологодский — на укрепленной линии между Тоболом и Ишимом, а также в крепостях по Иртышу.