Гуманитарная кафедра

Эрих Фромм    
Эрих Фромм (1900-1980) - немецкий психолог, философ, психоаналитик, один из основателей неофрейдизма и фрейдомарксизма.
   В работах "Бегство от свободы" (1941), "Здоровое общество" (1955), "Душа человека" (1964), "Анатомия человеческой деструктивности" (1973), "Иметь или быть" (1976) и других, Эрих Фромм исследовал различные аспекты взаимоотношений человека и общества.
   Именно Фромм ввел понятие (в 20-е гг.), широко применяемое для характеристики современного общества, - "общество потребления".
   В книге "Иметь или быть" Фромм обращается к проблемам и противоречиям современного общества, к его политическому, экономическому устройству, которое пагубно влияет на человека. Издержки экономического развития, недостатки демократического устройства рождают в людях пассивность, внутренние противоречия, подавленность. Духовная жизнь уже не может дать им спасения, так как тоже подавляется социально-экономическими факторами. Все эти недостатки связаны с тем, что в основе современной западной цивилизации лежит принцип, противоречащий гармоничному развитию - принцип обладания. Этот экспансионистский принцип заставляет людей завладевать все большим количеством вещей: от предметов первой необходимости до произведений искусства и даже обращает в вещи людей, к которым тоже относятся как к собственности. Но в заботе о приобретении и сохранении собственности люди теряют саму радость бытия.

Э. Фромм.
Иметь или быть

Люди должны думать не столько о том, что они должны делать,
сколько о том, каковы они суть.
Майстер Экхарт

Введение. Большие Надежды, их крах и новые альтернативы

   Конец иллюзии
   С началом промышленного прогресса, замены энергии животного и человека механической, а затем ядерной энергией до замены человеческого разума электронной машиной считалось, что человечество находится на пути к неограниченному производству и, следовательно, к неограниченному потреблению; что техника сделала нас всемогущими, а наука - всезнающими. Мы были на пути к тому, чтобы стать богами, способными создать второй мир, используя мир природы лишь в качестве строительного материала для своего нового творения.
   Мужчины и все в большей и большей степени женщины испытывали новое чувство свободы; они стали хозяевами собственной жизни: цепи феодализма были разбиты и, свободный от всех оков, человек мог делать то, что хотел. Или думал, что мог. И хотя это было справедливо лишь для высших и средних классов, их успех мог вселить в остальных веру в то, что при сохранении таких же темпов индустриализации эта новая свобода в конце концов распространится на всех членов общества. Предполагалось, что богатство и комфорт в итоге принесут всем безграничное счастье. Триединство неограниченного производства, абсолютной свободы и безбрежного счастья составило ядро новой религии - Прогресса,
   Но индустриальный век действительно не сумел выполнить свои Великие Обещания, и все большее число людей начинают осознавать, что:
   - Неограниченное удовлетворение всех желаний не способствует благоденствию, оно не может быть путем к счастью или даже к получению максимума удовольствия.
   - Мечте о том, чтобы быть независимыми хозяевами собственных жизней, пришел конец, когда мы начали сознавать, что стали винтиками бюрократической машины и нашими мыслями, чувствами и вкусами манипулируют правительство, индустрия и находящиеся под их контролем средства массовой информации.
   - Экономический прогресс коснулся лишь ограниченного числа богатых наций, пропасть между богатыми и бедными нациями все более и более увеличивается.
   - Сам технический прогресс создал опасность для окружающей среды и угрозу ядерной войны, каждая из которых в отдельности - или обе вместе - способны уничтожить всю цивилизацию и, возможно, вообще жизнь на Земле.
   Почему Большие Надежды потерпели крах?

   Крах Больших Надежд предопределен самой индустриальной системой, двумя ее основными психологическими посылками: 1) что счастье - это максимальное наслаждение, определяемое как удовлетворение любого желания (радикальный гедонизм), и 2) что эгоизм, себялюбие и алчность - которые с необходимостью порождает данная система, чтобы нормально функционировать, - могут привести к гармонии и миру.
   Многие великие Учителя прошлого думали о том, как человечество может достичь благоденствия. Все они различали чисто субъективные потребности, удовлетворение которых ведет к получению сиюминутного наслаждения, и потребности, которые коренятся в человеческой природе и реализация которых способствует развитию человека и приводит его к "благоденствию". Иными словами, они размышляли о различии между потребностями в наслаждении и объективными, действительными потребностями и о том, что некоторые из первых пагубно влияют на развитие человека.
   Наше время - время величайшего социального эксперимента, который когда-либо был осуществлен. Впервые в истории удовлетворение потребности в наслаждении не только не является привилегией меньшинства, но стало доступным для более чем половины населения.
   Радикальный гедонизм и безудержный эгоизм не могли бы возникнуть как руководящие принципы экономического поведения, если бы в XVIII веке не произошло коренного изменения. В средневековом обществе, как и во многих других высокоразвитых и примитивных обществах, экономическое поведение определялось этическими принципами. Так, для теологов-схоластов такие экономические категории, как цена и частная собственность, были частью нравственной теологии. Экономическое поведение оставалось человеческим поведением и, следовательно, подчинялось нормам гуманистической этики.

   В несколько этапов капитализм XVIII века претерпел радикальное изменение: экономическое поведение отделилось от этики и человеческих ценностей. Предполагалось, что экономика - это некая система, которая функционирует сама по себе, в соответствии со своими собственными законами. Страдания рабочих и разорение все большего числа мелких предприятий в интересах роста все более крупных корпораций представлялись экономической необходимостью, о которой можно было сожалеть, но с которой приходилось мириться, как если бы она была неизбежным следствием какого-то закона природы.
   Развитие этой экономической системы определялось теперь не вопросом: Что есть благо для человека?, а вопросом: Что есть благо для развития системы?

   
   Понимание различия между обладанием и бытием
   Цель человека - быть многим, а не обладать многим.
   Обладание и бытие являются двумя основными способами существования человека, преобладание одного из которых определяет различия в индивидуальных характерах людей и типах социального характера.

   ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТЕРМИНОВ

   "Иметь" - на первый взгляд простое слово. Каждое человеческое существо что-нибудь имеет: тело, одежду, кров и так далее. Те, кто считает, что "иметь" является самой естественной категорией человеческого существования, будут, возможно, удивлены, узнав, что во многих языках слово "иметь" вообще отсутствует. В древнееврейском языке, например, выражение "я имею" должно быть передано косвенной формой jesh li ("это относится ко мне"). Языков, в которых обладание выражается именно таким образом, больше.
   Этот факт наводит на мысль, что развитие слова "иметь" связано с развитием частной собственности, причем эта связь отсутствует в обществах, где собственность имеет преимущественно функциональное назначение, то есть ею владеют в целях использования.
   Под обладанием и бытием я понимаю не некие отдельные качества субъекта, примером которых могут быть такие утверждения, как "у меня есть автомобиль" или "я счастлив", а два основных способа существования, два разных вида ориентации в мире, две различные структуры характера, преобладание одной из которых определяет все, что человек думает, чувствует и делает.
   При существовании по принципу обладания мое отношение к миру выражается в стремлении сделать его объектом владения и обладания, в стремлении превратить все и всех, в том числе и самого себя, в свою собственность.
   Что касается бытия как способа существования, то следует различать две его формы. Одна из них является противоположностью обладания, и означает жизнелюбие и подлинную причастность к миру. Другая форма бытия - это противоположность видимости, она относится к истинной природе, истинной реальности личности или вещи в отличие от обманчивой видимости.
   Проблема бытия была предметом многих тысяч философских трудов, и вопрос "Что есть бытие?" всегда был одним из ключевых вопросов западной философии. Я упомяну лишь об одном наиболее важном моменте: понятии процесса, деятельности и движения как элементе, внутренне присущем бытию. Идея о том, что бытие предполагает изменение, то есть что бытие есть становление, связана с именами двух величайших и самых бескомпромиссных философов западной философии: Гераклита и Гегеля.
   Концепция Гераклита и Гегеля, согласно которой жизнь есть процесс, а не субстанция, перекликается в восточном мире с философией Будды. В буддийской философии нет места понятию о какой бы то ни было устойчивой неизменной субстанции ни в отношении вещей, ни в отношении человеческого "Я". Ничто не является реальным, кроме процессов.
   ОБЛАДАНИЕ И ПОТРЕБЛЕНИЕ

   Потребление - это одна из форм обладания, и возможно, в современных развитых индустриальных обществах наиболее важная. Потреблению присущи противоречивые свойства: с одной стороны, оно ослабляет ощущение тревоги и беспокойства, поскольку то, чем человек обладает, не может быть у него отобрано; но, с другой стороны, оно вынуждает его потреблять все больше и больше, так как всякое потребление вскоре перестает приносить удовлетворение.
   Поскольку общество, в котором мы живем, подчинено приобретению собственности и извлечению прибыли, мы редко можем встретить какие-либо свидетельства такого способа существования, как бытие. В связи с этим многие считают обладание наиболее естественным способом существования и даже единственно приемлемым для человека образом жизни. Все это создает особые трудности для уяснения людьми сущности бытия как способа существования - или хотя бы для понимания того, что обладание - это всего лишь одна из возможных жизненных ориентаций. Возможно, приводимые ниже примеры проявлений принципов обладания и бытия в повседневной жизни помогут читателям понять суть этих двух альтернативных способов существования. Так как эти принципы определяют поведение человека вообще, то их проявления мы можем встретить в любой сфере деятельности.
   Например, в процессе обучения студенты, ориентированные на обладание, могут слушать лекцию, воспринимать слова, дословно записать все, что говорит лектор, с тем, чтобы впоследствии вызубрить конспект. Содержание лекции не становится, однако, частью их собственной системы мышления, не расширяет и не обогащает ее. У студентов, для которых обладание является главным способом существования, нет иной цели, как придерживаться того, что они "выучили".
   Иначе протекает процесс усвоения знаний у студентов, которые избрали в качестве основного способа взаимоотношений с миром бытие. Получая информацию, они реагируют на нее активно и продуктивно. То, что они слышат, стимулирует их собственные размышления. У них рождаются новые вопросы, возникают новые идеи. То, о чем говорит лектор, они тут же сопоставляют с жизнью. После лекции он (или она) уже чем-то отличается от того человека, каким он был прежде.
   В общении людям, ориентированным на обладание трудно достичь взаимопонимания. Каждый из них отождествляет себя со своим собственным мнением. Каждый из них стремиться найти лучшие, более веские аргументы и заставить собеседника принять его точку зрения. Но тот, ни другой не собирается ее изменить. Каждый из них боится изменения собственного мнения именно потому, что оно представляет собой один из видов его собственности, и лишиться его - значило бы утратить какую-то часть этой собственности.
   Полную противоположность этому типу людей представляют собой те, кто ориентирован на бытие. Их реакция непосредственна и продуктивна; они забывают о себе, о своих знаниях и положении в обществе, которыми они обладают. Их собственное "я" не чинит им препятствий, и именно по этой причине они могут всем своим существом реагировать на другого человека и его мысли. У них рождаются новые идеи, потому что они не держатся за те, что у них уже есть. Из соперников, стремящихся одержать победу друг над другом, они превращаются в собеседников, в равной мере получая удовлетворение от происходящего общения.
   Различие между ориентацией на обладание и бытие проявляется и в отношении к любви. Любить - это форма продуктивной деятельности. Она предполагает проявление интереса и заботы, познание, душевный отклик, изъявление чувств, наслаждение и может быть направлена на человека, дерево, картину, идею. Она возбуждает и усиливает ощущение полноты жизни. Это процесс самообновления и самообогащения. Однако, если человек испытывает любовь по принципу обладания, то это означает, что он стремится лишить объект своей "любви" свободы и держать его под контролем. Такая любовь не дарует жизнь, а подавляет, губит, душит, убивает ее.
   Сегодня в этом отношении может быть отмечен некоторый прогресс: Люди стали более реалистично и трезво смотреть на жизнь, и многие уже считают, что испытывать к кому-либо сексуальное влечение - не значит любить. Этот новый взгляд на вещи способствовал тому, что люди стали честнее, а также и тому, что они стали чаще менять партнеров. Это не обязательно приводит к тому, что любовь возникает чаще; новые партнеры вполне могут столь же мало любить друг друга, как и старые.
   Все это не означает, что брак не может быть наилучшим решением для двух любящих друг друга людей. Вся трудность заключается не в браке, а в собственнической сущности обоих партнеров и в конечном счете всего общества. Приверженцы таких форм совместной жизни, как смена партнеров, групповой секс и т. д., пытаются всего лишь уклониться от проблемы, которую создают существующие для них в любви трудности, избавляясь от скуки с помощью все новых и новых стимулов и стремясь обладать как можно большим числом "любовников" вместо того, чтобы научиться любить хотя бы одного.
   
   Анализ фундаментальных различий между двумя способами существования
   Что такое модус обладания?

   Мы живем в обществе, которое зиждется на трех столпах: частной собственности, прибыли и власти. Приобретать, владеть и извлекать прибыль - вот священные и неотъемлемые права индивида в индустриальном обществе. Каковы источники собственности - не имеет значения, так же как и сам факт владения собственностью не налагает никаких обязательств на ее владельцев. Принцип таков: "Где и каким образом была приобретена собственность, а также как я собираюсь поступить с ней, никого, кроме меня, не касается; пока я действую в рамках закона, мое право на собственность абсолютно и ничем не ограничено".
   Хотя предполагается, что частная собственность является естественной и универсальной категорией, история и предыстория человечества, и в особенности история неевропейских культур, где экономика не играла главенствующей роли в жизни человека, свидетельствует о том, что на самом деле она скорее исключение, чем правило. Помимо частной собственности, существуют еще и созданная своим трудом собственность, которая является всецело результатом труда своего владельца; функциональная, или личная, собственность, которая распространяется либо на орудия труда, либо на объекты пользования; общая собственность, которой совместно владеет группа людей, связанных узами духовного родства.
   Нормы, в соответствии с которыми функционирует общество, формируют также и характер членов этого общества ("социальный характер"). В индустриальном обществе такими нормами является стремление приобретать собственность, сохранять ее и приумножать, то есть извлекать прибыль, и владеющие собственностью становятся предметом восхищения и зависти как существа высшего порядка. Однако подавляющее большинство людей не владеют никакой собственностью в полном смысле этого слова - то есть капиталом или товарами, в которые вложен капитал.
   В прежние времена человек относился ко всему, чем он владел, бережно и заботливо, и пользовался своей собственностью до тех пор, пока она могла ему служить. Делая покупку, он хотел надолго сохранить ее. В наше время акцент перенесен на сам процесс потребления, а не на сохранение приобретенного. Будь то автомобиль, одежда или какая-нибудь безделушка - попользовавшись своей покупкой в течение некоторого времени, человек устает от нее и стремится избавиться от "старой" вещи и купить последнюю модель. Приобретение - временное обладание и пользование - новое приобретение - таков порочный круг потребительского приобретения.
   В таком потребительском обществе собственностью, а значит предметом потребления может стать все: не только вещи, но и предметы искусства, произведения, люди, идеи, убеждения, привычки, даже собственное "я". Так, человек, имеющий привычку каждое утро в одно и то же время съедать один и тот же завтрак, вполне может быть выбит из колеи даже незначительным отклонением от привычного ритуала, поскольку эта привычка стала его собственностью и потеря ее угрожает его безопасности.
   Картина универсальности принципа обладания может показаться многим читателям слишком негативной и односторонней, но в действительности дело обстоит именно так. Я хотел показать превалирующую в обществе установку прежде всего для того, чтобы нарисовать как можно более четкую и ясную картину того, что происходит.
   Природа обладания вытекает из природы частной собственности. Утверждение "Я обладаю чем-то" означает связь между субъектом "Я" (или "он", "мы", "вы", "они") и объектом "О". Хотя мне кажется, что я обладаю чем-либо, на самом деле я не обладаю ничем, так как мое обладание объектом и власть над ним - всего лишь преходящий миг в процессе жизни. Утверждение "Я [субъект] обладаю О [объектом]" - это определение "Я" через мое обладание "О". Субъект - это не "я как таковой", а "я как то, чем я обладаю". Моя собственность создает меня и мою индивидуальность.
   При ориентации на обладание нет живой связи между мной и тем, чем я владею. И объект моего обладания, и я превратились в вещи, и я обладаю объектом, поскольку у меня есть сила, чтобы сделать его моим. Но имеет место и обратная связь: объект обладает мной, потому что мое психическое здоровье основывается на моем обладании объектом (и как можно большим числом вещей). Такой способ существования устанавливается не посредством живого, продуктивного процесса между субъектом и объектом; он превращает в вещи и субъект, и объект.
   Принцип обладания, то есть установка на собственность и прибыль, неизбежно порождает стремление к власти, даже потребность в ней. Мы нуждаемся во власти для преодоления сопротивления людей. Чтобы установить контроль над частной собственностью, нам необходима власть, ведь нужно защищать эту собственность от тех, кто стремится отнять ее у нас, ибо они, как и мы, никогда не могут довольствоваться тем, что имеют; стремление обладать частной собственностью порождает стремление применять насилие для того, чтобы тайно или явно грабить других.
   Тем не менее; само человеческое существование в целях выживания требует, чтобы мы имели и сохраняли определенные вещи, заботились о них и пользовались ими. Это относится к нашему телу, пище, жилищу, одежде, а также к орудиям производства, необходимым для удовлетворения наших потребностей. Такую форму обладания можно назвать экзистенциальным обладанием, потому что оно коренится в самих условиях человеческого существования. Оно представляет собой рационально обусловленное стремление к самосохранению - в отличие от страстного желания удержать и сохранить, о котором шла речь до сих пор и которое не является врожденным, а возникло в результате воздействия социальных условий на человеческий вид.
   Что такое модус бытия?

   Большинство из нас знают больше о модусе обладания, чем о модусе бытия, так как в нашей культуре модус обладания встречается гораздо чаще. Однако нечто более важное затрудняет определение модуса бытия по сравнению с модусом обладания, а именно сама природа различия между этими двумя способами существования.
   Обладание относится к вещам, а вещи стабильны и поддаются описанию. Бытие же относится к опыту, а человеческий опыт в принципе невозможно описать. Фактически живое человеческое существо невозможно описать. Подобное проницательное знание может достичь большой глубины в понимании и описании моей психической структуры человека. Но весь он, его своеобразие, которое столь же уникально, как и отпечатки моих пальцев, никогда не могут быть полностью постигнуты.
   Модус бытия имеет в качестве своих предпосылок независимость, свободу и наличие критического разума. Его основная характерная черта - это активность не в смысле внешней активности, занятости, а в смысле внутренней активности, продуктивного использования своих возможностей. Быть активным - значит дать проявиться своим способностям, таланту, всему богатству человеческих дарований, которыми - хотя и в разной степени - наделен каждый человек. Это значит обновляться, расти, любить, вырваться из стен своего изолированного "я", испытывать глубокий интерес, страстно стремиться к чему-либо, отдавать. Однако ни одно из этих переживаний не может быть полностью выражено с помощью слов. Слова - это сосуды, наполненные переполняющими их переживаниями. Слова лишь указывают на некое переживание, но сами не являются этим переживанием.
   Лишь по мере того, как мы начинаем отказываться от обладания, то есть небытия, а значит, перестаем связывать свою безопасность и чувство идентичности с тем, что мы имеем, и держаться за свое "я" и свою собственность, может возникнуть новый способ существования - бытие.
   Бытие в том смысле, в каком мы его описали, подразумевает способность быть активным; пассивность исключает бытие. Однако, в современном понимании активность - это целенаправленное поведение, результатом которого являются соответствующие социально полезные изменения, как, например, работа. Неважно, активны ли люди потому, что их побуждает к этому какая-то внешняя сила, как, например, рабы, или же они действуют по внутреннему побуждению.
   Но для модуса бытия важно, чтобы активность была продуктивной. Слово "продуктивная" в данном случае, относится не к способности создавать некие предметы как продукцию. Оно относится также и не к результату моей активности, а к ее качеству. Продуктивная активность означает состояние внутренней активности; она не обязательно связана с созданием произведения искусства, или научного труда, или просто чего-то "полезного". Продуктивность - это ориентация характера, которая может быть присуща всем человеческим существам, если только они не эмоционально ущербны. Продуктивные личности оживляют все, чего бы они ни коснулись. Они реализуют свои собственные способности и вселяют жизнь в других людей и в вещи.
   Активность "полезна и благотворна" лишь в том случае, когда она является выражением высших этических и духовных потребностей.
   В своей "Этике" Спиноза проводит различие между активностью и пассивностью. Его понимание активности и пассивности является весьма радикальной критикой индустриального общества. В противоположность распространенному в наши дни мнению, что люди, которыми движет жажда денег, наживы или славы, нормальны и хорошо приспособлены к жизни, Спиноза считал таких людей крайне пассивными и, в сущности, больными. Активные личности в понимании Спинозы - а сам он являл собой яркий пример такой личности - стали исключениями; их даже считают в некотором роде "невротичными", ведь они столь плохо приспособлены к так называемой нормальной деятельности. Но именно такие личности достигают полноты внутренней духовной и эмоциональной жизни.
   Следует также упомянуть, что Маркс критиковал капитализм, и его мечта о социализме основана на том, что капиталистическая система парализует человеческую самодеятельность и что целью является возрождение всего человечества посредством восстановления активности во всех сферах жизни.
   До сих пор я раскрывал значение понятия "бытие", противопоставляя его понятию "обладание". Однако для понимания бытия необходимо при противопоставить его видимости. Если я кажусь добрым, хотя моя доброта - лишь маска, прикрывающая мое стремление эксплуатировать других людей; если я представляюсь мужественным, в то время как я чрезвычайно тщеславен; если я кажусь человеком, любящим свою родину, а на самом деле преследую свои эгоистические интересы, то видимость, то есть мое открытое поведение, находится в резком противоречии с реальными мотивами моих поступков. Мое поведение отличается от моего характера, оно может частично отражать мое бытие, но обычно оно служит своего рода маской, которой я обладаю и которую я ношу, преследуя какие-то свои цели. В таком случае, все же оказывается, что человек руководствуется не принципом бытия, а принципом обладания. Реальное бытие действует только там, где реальные мотивы поступков не противоречат видимому поведению, то есть человек действует именно согласно своим внутренним порывам.
   Бытие относится к реальной, а не к искаженной, иллюзорной картине жизни. В этом смысле любая попытка расширить сферу бытия означает более глубокое проникновение в реальную сущность самого себя, других и окружающего нас мира. Центральное положение буддизма заключается в том же: путь к бытию лежит через проникновение в суть вещей и познание действительности.
   Оба способа существования - и обладание, и бытие - суть потенциальные возможности человеческой природы, но биологическая потребность в самосохранении приводит к тому, что принцип обладания гораздо чаще берет верх. Тем не менее, людям присуще и глубоко укоренившееся желание быть: реализовать свои способности, быть активными, общаться с другими людьми, вырваться из тюрьмы своего одиночества и эгоизма. Этот общий тезис подтверждают многие исследования, а также данные из области социальной и политической жизни. Представление, что люди не хотят приносить жертвы, заведомо неверно. Когда Черчилль в начале второй мировой войны заявил, что ему приходится требовать от англичан крови, пота и слез, он не пугал своих соотечественников; напротив, он взывал к глубоко укоренившемуся стремлению приносить жертвы, жертвовать собой. Реакция англичан свидетельствовала о том, что общее страдание не сломило их дух; но усилило их сопротивление.
   Известно, что существует немало людей, особенно молодых, для которых становится невыносимой атмосфера роскоши и эгоизма, царящая в их богатых семьях. Вопреки ожиданиям старших, которые считают, что у их детей "есть все, что им хочется", они восстают против однообразия и одиночества, на которые их обрекает подобное существование. Ярким примером таких людей являются сыновья и дочери богачей времен Римской империи, принявшие христианскую религию, проповедовавшую любовь и нищету. В более близкий к нам период (вторая половина XIX века) таким примером могут служить дети представителей привилегированных слоев русского общества - народники. Оставив свои семьи, эти молодые люди "пошли в народ" к нищему крестьянству, жили среди бедняков и положили начало революционной борьбе в России.
   Приведенные здесь соображения, по-видимому, говорят о том, что людям присущи две тенденции: одна из них, тенденция иметь, обладать, в конечном счете черпает силу в биологическом факторе, в стремлении к самосохранению; вторая тенденция - быть, а значит, отдавать, жертвовать собой - обретает свою силу в специфических условиях человеческого существования и внутренне присущей человеку потребности в преодолении одиночества и единения с другими. Мы должны решить, какую из этих двух потенций мы хотим культивировать, понимая, однако, что наше решение в значительной мере предопределено социально-экономической структурой данного общества, побуждающей нас принять то или иное решение.
   Две крайние группы, - соответственно демонстрирующие глубоко укоренившиеся и почти неизменные типы обладания и бытия, составляют незначительное меньшинство; в огромном же большинстве людей реально присутствуют обе возможности, и какая из них станет преобладающей, зависит от многих факторов развития общества.
   Другие аспекты обладания и бытия

   Поскольку для людей, ориентированных на обладание, важно сохранить то, чем человек владеет, то для них более свойственно оставаться на одном и том же месте, во всем полагаться на уже имеющееся, ибо то, что мы имеем, нам известно; мы опираемся на него, и это дает на ощущение полной безопасности. Такие люди боятся сделать шаг в неизвестное, ведь, хотя после того как были совершены те или иные действия, оказывалось, что в них не было ничего рискованного, прежде они представлялись весьма рискованными, пугающими. Каждый новый шаг таит в себе опасность неудачи, и это является одной из причин того, почему люди так боятся свободы.
   И все же, несмотря на всю безопасность, которую дает человеку обладание, люди восхищаются теми, кто способен видеть новое, кто прокладывает новый путь, кто не боится идти вперед. Геркулес, и Одиссей идут вперед, не страшась подстерегающих их опасностей. Мы восхищаемся этими героями, потому что в глубине души сами хотели бы быть такими - если бы могли. Но поскольку мы всего боимся, мы думаем, что нам никогда не быть такими. Герои становятся идолами, мы передаем им свою способность действовать, а сами всю жизнь стоим на месте - "ведь мы не герои".
   Может показаться, что быть героем хотя и заманчиво, но глупо и противоречит собственным интересам. Но это совершенно не так. Положение осторожных, ориентированных на обладание людей весьма ненадежно. Ведь они зависят от того, что имеют: от денег, престижа, от иными словами, от того, что вне их самих. Но все, что каждый имеет, может быть потеряно. Например, можно лишиться собственности, а с нею - что вполне вероятно - и положения в обществе, и друзей, и, более того, рано или поздно нам придется расстаться с жизнью.
   Если человек - это то, что он имеет, и если он теряет то, что имеет, он теряет, кажется, саму жизнь, у него ничего не остается. Так как я могу потерять то, что имею, я постоянно озабочен тем, что я потеряю то, что у меня есть. Я боюсь воров, экономических перемен, революций, болезни, смерти; боюсь любви, свободы, развития, любых изменений, всего неизвестного. Меня не покидает поэтому чувство беспокойства, меня волнует не только состояние здоровья, но и страх потерять все, что я имею; и я становлюсь агрессивным, подозрительным, замкнутым.
   Когда человек предпочитает быть, а не иметь, он не испытывает тревоги и неуверенности, порождаемых страхом потерять то, что имеешь. Если я - это то, что я есть, а не то, что я имею, никто не в силах угрожать моей безопасности и лишить меня радости и умиротворенности. Центр моего существа находится во мне самом; мои способности быть и реализовать себя - это составная, часть структуры моего характера, и они зависят от меня самого. В отличие от обладания, которое постепенно уменьшается по мере использования тех вещей, на которые оно опирается, бытие имеет тенденцию к увеличению по мере его реализации. Все важнейшие потенции, такие, как способность мыслить и любить, способность к художественному или интеллектуальному творчеству, в течение жизни возрастают по мере их реализации. Все, что расходуется, не пропадает, и, напротив, исчезает то, что мы пытаемся сохранить. Единственная угроза моей безопасности при установке на бытие таится во мне самом: это недостаточно сильная вера в жизнь и свои творческие возможности, тенденция к регрессу; это присущая мне лень и готовность предоставить другим право распоряжаться моей судьбой.
   В общем, основу отношений между индивидами при способе существования по принципу обладания составляют соперничество, антагонизм и страх. Антагонизм следует из самой природы таких взаимоотношений. Если обладание составляет основу моего самосознания, то желание иметь должно привести к стремлению иметь все больше и больше. Алчному человеку всегда чего-то не хватает, он никогда не будет чувствовать полного "удовлетворения". Духовная алчность (а все виды алчности являются именно таковыми, даже если они и удовлетворяются сугубо физиологически) не имеет предела насыщения, поскольку утоление такой алчности не устраняет внутренней пустоты, скуки, одиночества и депрессии. Кроме того, поскольку производство, каким бы развитым оно ни было, никогда не будет поспевать удовлетворять всевозрастающие желания, непременно возникнут соперничество и антагонизм между индивидами в борьбе за достижение еще больших благ.
   Этот антагонизм проявляется не только во взаимоотношениях индивидов, но и целых народов. Ибо пока народы будут состоять из людей, мотивированных преимущественно на обладание и алчность, они не смогут избежать войн. Они будут непременно жаждать того, что есть у другого народа, и пытаться достичь того, что они хотят, путем войны, экономического давления или угрозы. И прежде всего они воспользуются всем арсеналом имеющихся у них средств против более слабых стран; они будут организовывать международные союзы, превосходящие по силе ту страну, против которой они ополчились.
   Можно сказать, что возможно и не связывать себя с собственностью и, таким образом, не бояться потерять ее. А что же можно сказать о страхе потерять самое жизнь - о страхе смерти? Преследует ли нас в течение всей жизни мысль, что нам суждено умереть?
   Есть только один способ, - как учат Будда, Иисус и стоики - действительно преодолеть страх смерти, - это не цепляться за жизнь. Страх смерти - это, в сущности, не совсем то, что нам кажется, это не страх, что жизнь прекратится. Как говорил Эпикур, смерть не имеет к нам никакого отношения, ибо "когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет". Но если относиться к жизни как к собственности, то этот страх перестает быть страхом смерти, это - страх потерять то, что я имею: свое тело, свое "я", столкнуться с бездной, имя которой - небытие. И никакое рациональное объяснение не в силах избавить нас от этого страха. Однако даже в смертный час он может быть ослаблен, если воскресить чувство привязанности к жизни, откликнуться на любовь окружающих ответным порывом любви. Как говорил Спиноза, мудрый думает о жизни, а не о смерти.
   Советы о том, как умереть, - это фактически советы о том, как жить. И чем в большей мере мы освободимся от жажды наживы во всех ее формах и особенно от приверженности к своему "я", тем слабее будет страх смерти: ведь тогда нам нечего терять.
   
   Новый человек и новое общество
   Религия, характер и общество

   Социальный характер людей и социальная структура общества неразрывно взаимосвязаны между собой, и оба элемента в этой взаимосвязи представляют собой бесконечный процесс. Любое изменение одного из них влечет за собой изменение обоих. Под социальным характером я понимаю систему взглядов и действий, которой придерживается какая-либо группа людей и которая служит каждому человеку схемой ориентации в мире и в общении с другими в обществе. Можно говорить, что между мировоззрением, религиозными представлениями, менталитетом людей и характером общественного устройства есть устойчивое взаимодействие.
   Социальный характер включает и религиозные установки, которые можно рассматривать как один из аспектов структуры нашего характера, ибо мы - это то, чему мы преданы, а то, чему мы преданы, - это то, что мотивирует наше поведение. Человек не может жить в мире без такой системы ориентиров, иначе, он не будет знать, как реагировать на действия других людей и явления окружающего мира. Всякая система установок, как например, религия, предлагает человеку цель его существования.
   Но люди часто считают, что преданы одним идеалам, но на самом деле служат совершенно противоположным. Примером тому являются люди, воюющие за веру. Все религии осуждают убийства других людей как тяжелый грех, поэтому люди с оружием в руках несущие веру, на самом деле служат не ей, но власти, богатству или собственному тщеславию.
   Социально-экономическая структура общества соответствует его социальному характеру. В Северной Европе Лютер установил протестантизм, такую форму христианства, которая опиралась на бюргеров и светских князей. Суть этого нового социального характера в подчинении патриархальной власти: единственным способом заслужить любовь и одобрение стал труд. За фасадом христианской религии возникала иная религия, "индустриальная религия", несовместимая с подлинным христианством. В индустриальной религии "священны" труд, собственность, прибыль, власть, даже если эта религия и способствовала развитию индивидуализма и свободы в рамках своих основных принципов. Но эта религия укоренилась в структуре современного общества, на самом деле культивируя в нем страх и подчинение могущественной власти, чувство вины за непослушание, разрыв уз человеческой солидарности из-за преобладания своекорыстия и взаимного антагонизма.
   Накопительский социальный характер, развитие которого началось в XVI веке и который продолжал преобладать в структуре характера, по крайней мере средних классов общества, до конца XIX века, медленно уступал место рыночному характеру. При таком характере человек ощущает себя как товар. Живое существо становится товаром на "рынке личностей". Стоимость определяется меновой стоимостью, для которой потребительная стоимость является необходимым, но не достаточным условием.
   При рыночном социальном характере соотношение мастерства и человеческих качеств, с одной стороны, и личности - с другой, как предпосылок успеха бывает различным, решающую роль в достижении успеха всегда играет "личностный фактор". Успех зависит главным образом от того, насколько выгодно удается людям преподнести себя как "личность", насколько красива их "упаковка", насколько они "здоровы", "надежны", более того, он зависит от их происхождения, от знакомства с "нужными" людьми.
   Отношение человека к самому себе определяется тем, что одних умений и наличия соответствующих способностей еще недостаточно для успеха, необходимо еще победить в жесткой конкуренции. Так как успех зависит главным образом от того, как человек продает свою личность, то он чувствует себя товаром или, вернее, одновременно продавцом и товаром. Человека не заботят ни его жизнь, ни его счастье, а лишь то, насколько он годится для продажи.
   У людей с рыночным характером нет иных целей, кроме постоянного движения, выполнения всех дел с максимальной эффективностью, и если спросить их, почему они должны двигаться с такой скоростью, почему они стремятся к наибольшей эффективности, то на этот вопрос у них нет настоящего ответа, они предлагают одни лишь рационализации типа "чтобы было больше рабочих мест" или "в целях постоянного расширения компании". Они не интересуются (по крайней мере сознательно) такими философскими или религиозными вопросами, как "для чего живет человек?" Под воздействием такого социального характера члены современного общества стали безликими инструментами, самоопределение которых зиждется на участии в деятельности корпораций или иных гигантских бюрократических организаций.
   Поскольку люди с рыночным характером не испытывают глубокой привязанности ни к себе, ни к другим, им абсолютно все безразлично, но не потому, что они так эгоистичны, а потому, что их отношение к себе и к другим столь непрочно. Этим, возможно, также объясняется, почему их не беспокоит опасность ядерной и экологической катастрофы, несмотря даже на то, что им известны все данные, свидетельствующие о такой угрозе. Это отсутствие беспокойства на всех уровнях является результатом утраты каких бы то ни было эмоциональных связей, даже с "самыми близкими". Дело в том, что у людей с рыночным характером нет "самых близких", они не дорожат даже собой.
   Удивительно, почему современные люди так любят покупать и потреблять, но совсем не дорожат тем, что приобретают. Наиболее правильный ответ на этот вопрос заключается в самом феномене рыночного характера. Отсутствие привязанностей у людей с таким характером делает их безразличными и к вещам. И пожалуй, единственное, что имеет для них какое-нибудь значение, - это престиж или комфорт, которые дают эти вещи, а не сами вещи как таковые. В конечном счете, они просто потребляются, как потребляются друзья и любовники, поскольку и к ним не существует никаких глубоких привязанностей. Цель человека рыночного характера - "надлежащее функционирование" в данных обстоятельствах - обусловливает его рассудочную в основном реакцию на окружающий мир, что вызывает атрофию эмоциональной жизни. Эмоции рассматривались скорее как помеха для оптимального функционирования. Поэтому люди с рыночным характером чрезвычайно наивны во всем, что касается эмоциональной стороны жизни. Их могут привлекать "эмоциональные люди", однако в силу своей наивности они часто не могут определить, являются ли такие люди естественными или фальшивыми. Вот почему так много обманщиков и мошенников добиваются успеха в духовной и религиозной сферах жизни; вот почему политики, изображающие сильные эмоции, очень привлекают людей с рыночным характером и почему последние не могут отличить подлинно религиозного человека от того, кто просто демонстрирует глубокие религиозные чувства.
   Структуре рыночного характера соответствует "кибернетическая религия" или кибернетический социальный характер. Суть его состоит в том, что человек превратил себя в бога, потому что он обрел техническую возможность создать второй мир вместо того мира, который был впервые создан богом. Люди, находясь в состоянии реального бессилия, воображают, будто стали благодаря науке и технике поистине всемогущими. Но на самом деле, в своей самоуверенности мы не видим, что перестаем быть хозяевами техники и, напротив, становимся ее рабами, а техника - некогда жизненно важный элемент созидания - поворачивается к нам своим другим ликом - ликом богини разрушения, вроде индийской богини Кали.
   Два доказательств этого тезиса являются особенно убедительными: 1) продолжается разработка ядерного оружия со все увеличивающейся разрушительной силой и никто не готов пойти на уничтожение всех ядерных вооружений и заводов; 2) ничего не делается для того, чтобы положить конец угрозе экологической катастрофы.
   ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ ПРОТЕСТ

   Дегуманизация социального характера и расцвет индустриальной и кибернетической религий вызвали движение протеста, возникновение нового гуманизма. Здесь невозможно назвать всех радикальных гуманистов однако я все-таки приведу несколько примеров их учений. И хотя воззрения этих радикальных гуманистов весьма отличаются друг от друга, а иногда даже противоречат друг другу, все они разделяют следующие идеи:
   - производство должно служить реальным потребностям людей, а не требованиям экономической системы;
   - между людьми и природой должны быть установлены новые взаимоотношения, основанные на кооперации, а не на эксплуатации;
   - взаимный антагонизм должен уступить место солидарности;
   - целью всех социальных преобразований должно быть человеческое благо и предупреждение неблагополучия;
   - следует стремиться не к максимальному, а к разумному потреблению, способствующему благу людей;
   - индивид должен быть активным, а не пассивным участником жизни общества.
   Одним из самых радикальных критиков индустриального общества, развеявшим его мифы о прогрессе и всеобщем счастье был Альберт Швейцер. Он понимал, что человеческое общество и мир в целом приходят в упадок в результате индустриализации; уже в начале XX века он видел бессилие и зависимость людей, разрушительное действие всепоглощающей работы, необходимость меньше работать и меньше потреблять. Единственный достойный образ жизни - это деятельность в том мире, в котором мы живем; причем не просто деятельность вообще, а активная деятельность, проявляющаяся в заботе о ближних. Швейцер доказал это и своими трудами, отмеченными Нобелевской премией мира, и всей своей жизнью.
   За последние несколько лет в США и ФРГ было опубликовано множество книг, авторы которых поднимали ту же проблему: подчинить экономику потребностям людей, во-первых, ради простого самосохранения, а во-вторых, ради нашего блага. Авторы этих книг в большинстве своем приходят к единому мнению, что увеличение материального потребления не обязательно означает увеличение общего блага, что наряду с необходимостью социальных изменений нужны изменения в духовной сфере; что, если мы не прекратим истощать природные ресурсы и нарушать экологические условия существования человека, нетрудно предвидеть, что в ближайшие сто лет разразится катастрофа.
   Экономист Э. Ф. Шумахер в своей книге "Мало - это прекрасно" показывает, что наши неудачи являются результатом наших успехов и что развитие техники должно быть подчинено реальным потребностям человека. "Экономика как суть жизни - это смертельная болезнь, - пишет он, - потому что неограниченный рост ее не подходит ограниченному миру ". Шумахер реализовал свои принципы в разработке мини-машин, приспособленных для нужд развивающихся стран.
   Условия изменения человека и черты нового человека

   Однако, как можно противостоять губительным тенденциям развития современного общества? Что нужно делать, чтобы реализовать идеи гуманистов и создать нового человека и новое, более разумно устроенное общество?
   Функция нового общества - способствовать возникновению нового Человека, структура характера которого будет включать следующие качества:
   - Готовность отказаться от всех форм обладания ради того, чтобы в полной мере быть.
   - Чувство безопасности, чувство идентичности и уверенности в себе, основанные на вере в то, что он существует, что он есть, на внутренней потребности человека в привязанности, заинтересованности, любви, единении с миром, пришедшей на смену желанию иметь, обладать, властвовать над миром и таким образом стать рабом своей собственности.
   - Осознание того факта, что никто и ничто вне нас самих не может придать смысл нашей жизни и что только полная независимость и отказ от вещизма могут стать условием для самой плодотворной деятельности, направленной на служение своему ближнему. - Ощущение себя на своем месте.
   - Радость, получаемая от служения людям, а не от стяжательства и эксплуатаций.
   - Любовь и уважение к жизни во всех ее проявлениях, понимание, что священна жизнь и все, что способствует ее расцвету, а не вещи, не власть и не все то, что мертво.
   - Стремление умерить, насколько возможно, свою отличность, ослабить чувство ненависти, освободиться от иллюзий.
   - Жизнь без идолопоклонства и без иллюзий, поскольку каждый достиг такого состояния, когда никакие иллюзии просто не нужны.
   - Развитие способности к критическому, реалистическому мышлению.
   - Принятие всех трагических ограничений, которые внутренне присущи человеческому существованию.
   - Всестороннее развитие человека и его ближних как высшая цель жизни.
   - Понимание того, что для достижения этой цели необходимы дисциплинированность и реалистичность.
   - Развитие воображения, но не как бегство от невыносимых условий жизни, а как предвидение реальных возможностей, как средство положить конец этим невыносимым условиям.
   - Стремление не обманывать других, но и не быть обманутым; можно прослыть простодушным, но не наивным.
   - Свобода, но не как произвол, а как возможность быть самим собой: не клубком алчных страстей, а тонко сбалансированной структурой, которая в любой момент может столкнуться с альтернативой - развитие или разрушение, жизнь или смерть.
   - Отсутствие амбициозного стремления "достичь цели", поскольку известно, что подобные амбиции - всего лишь иное выражение алчности и ориентации на обладание.
   Черты нового общества
   Первым условием создания нового общества является необходимость осознания тех почти непреодолимых трудностей, с которыми столкнется такая попытка. Смутное осознание этих трудностей и есть, вероятно, одна из главных причин того, что предпринимается так мало усилий для осуществления необходимых изменений. Вот, к примеру, лишь некоторые из тех трудностей, которые следует преодолеть при создании нового общества.
   - Необходимо сочетать всеобщее планирование, с одной стороны, с высокой степенью децентрализации - с другой, и отказаться от "экономики свободного рынка", которая уже стала в значительной мере фикцией.
   - Необходимо отказаться от неограниченного роста экономики в пользу избирательного ее развития, чтобы избежать экономической катастрофы.
   - Необходимо создать такие условии для работы и такой общий настрой, при которых основной мотивацией было бы духовное, психологическое удовлетворение, а не материальное обогащение.
   - Необходим дальнейший прогресс науки и в то же время необходимо предотвратить опасность злоупотребления практическим применением научных достижений.
   - Необходимо создать такие условия, при которых люди испытывали бы счастье и радость, а не просто удовлетворяли свою потребность в наслаждении.
   - Необходимо обеспечить полную безопасность индивидам, чтобы они не зависели от бюрократического аппарата общества в удовлетворении своих основных потребностей.
   - Следует создать условия для "индивидуальной инициативы" в повседневной жизни человека, а не только в сфере бизнеса.
   Все эти перечисленные выше трудности кажутся сейчас совершенно непреодолимыми, как казались таковыми те трудности, с которыми столкнулось развитие техники. И все же они были преодолены. Технические утопии - например, воздухоплавание - были реализованы благодаря новой науке о природе. Человеческая утопия - идея человека, живущего в братстве и мире, свободного от экономической детерминации, от войн и классовой борьбы, может быть достигнута, если приложить к ее осуществлению столько же энергии, интеллекта и энтузиазма, сколько мы затратили на реализацию технических утопий.
   Все зависит от того, сколько образованных, неравнодушных людей привлечет новая задача, разрешить которую призван человеческий разум, ведь на этот раз целью является не господство над природой, а господство над техникой и иррациональными социальными силами и институтами, угрожающими существованию общества, если не всего человечества. Новые социальные формы, которые станут основой бытия, не возникнут без многочисленных проектов, моделей, исследований и экспериментов, которые помогут преодолеть пропасть между тем, что необходимо, и тем, что возможно.
   В новом обществе люди не должны прозябать в бесчеловечной бедности, которая все еще остается главной проблемой для большинства стран, но и не превратятся - как в развитых странах - в человека потребляющего. Необходимо положить конец такому положению, когда существование здоровой экономики возможно только ценой нездоровья людей.
   Первым решающим шагом в этом направлении должна стать переориентация производства на "здоровое потребление". Формула "производство ради потребления вместо производства ради прибыли" здесь не достаточна, потому что она не уточняет, какое именно потребление имеется в виду - здоровое или патологическое. Не может быть и речи о том, чтобы принуждать граждан потреблять то, что с точки зрения государства является самым лучшим - даже если это действительно самое лучшее. Бюрократический контроль, который насильно блокировал бы потребление, лишь усилил бы у людей жажду потребления, как это было при введении "сухого закона" в США и в СССР. Здоровое потребление может иметь место только в том случае, когда все увеличивающееся число людей захотят изменить структуру потребления и свой стиль жизни. Если к отказаться от применяемых в настоящее время в рекламе промышленных товаров методов "промывания мозгов", то не столь уж невероятно ожидать, что эти усилия окажутся не менее эффективными, чем была реклама.
   Типичным возражением против всей программы избирательного потребления (и производства) по принципу "что способствует благоденствию?" является следующее: в условиях экономики свободного рынка потребители получают именно то, что они хотят, и, следовательно, нет никакой необходимости в "избирательном" производстве. Этот аргумент основывается на посылке, что потребители хотят того, что они считают хорошим для себя; это, конечно, абсолютно неверно (а в случае наркотиков или, скажем, хотя бы сигарет никто таким аргументом не стал бы пользоваться). Этот аргумент совершенно игнорирует тот важный факт, что желания потребителей формируются производителем. Общее воздействие рекламы направлено на стимулирование жажды потребления. Все фирмы помогают друг другу в этом посредством рекламы; у покупателя остается лишь сомнительная привилегия выбора между несколькими конкурирующими марками товаров.
   Кроме того, чтобы создать общество, основанное на принципе бытия, все люди должны принимать активное участие в экономической деятельности общества и стать активными гражданами. Наше освобождение от ориентации на обладание возможно лишь в результате полной реализации демократии участия. Индустриальная демократия предполагает, что каждый член крупной промышленной или какой-либо иной организации получает полную информацию о работе этой организации и участвует в принятии решений на всех уровнях, начиная с уровня рабочего процесса самого индивида. Индустриальная демократия означает также, что предприятие - это не только экономический, но и социальный институт, в функционировании которого принимает активное участие и, следовательно, заинтересован каждый член коллектива.
   Те же самые принципы применимы и к осуществлению политической демократии. Демократия может противостоять авторитарной угрозе только в том случае, если она из пассивной демократии - "демократии наблюдателей" - превратится в активную - "демократию участия", - в которой дела общества будут столь же близки и важны для отдельных граждан, как их личные дела, или, точнее, в которой благо общества становится личным делом каждого гражданина. Участвуя в жизни общества, люди обнаруживают, что жизнь становится более интересной и стимулирующей. Такая демократия соучастия по самой своей сути является антибюрократической.
   Современная демократия не может считаться удовлетворительной для нового общества. Она не предполагает настоящего участия людей в общем деле из-за того, что мышление людей притупляется в результате какого-то почти гипнотического воздействия на них. Выборы становятся волнующим мелодраматическим шоу, "мыльной оперой", когда на карту ставятся надежды и чаяния кандидатов, а не политические проблемы. Избиратели могут даже стать участниками этих драматических событий, отдав голоса за своего кандидата. И хотя немалая часть населения отказывается принимать в этом участие, большинство людей захватывает это современное зрелище, столь напоминающее игры гладиаторов, которых на арене заменяют политики.
   Формирование подлинного убеждения и участия невозможно без выполнения по крайней мере двух условий: адекватной информации и сознания, что принятое решение возымеет какое-то действие. Кроме того, активное участие в политической жизни требует максимальной децентрализации промышленности и политики.
   В силу логики развития капитализма и демократии, предприятия и государственный аппарат становятся все больше и, в конце концов, превращаются в гигантские конгломераты управляемые бюрократической машиной. Если общество превратится в некую "мегамашину" (то есть уподобится огромной централизованно управляемой машине), то люди уподобятся стаду баранов, утратят способность критического мышления, станут совершенно пассивными и в силу всего этого будут жаждать заполучить лидера, который "знал бы", что им следует делать. Функции управления следует передать не государству, которое тоже становится огромным конгломератом, а сравнительно небольшим районам, где люди знают друг друга и могут судить друг о друге, а значит, могут активно участвовать в управлении делами своего собственного сообщества. Активное и ответственное участие в делах общества требует замены бюрократического способа управления гуманистическим.
   Большинство людей не осознают, как глубоко проникает безличный бюрократизм во все сферы жизни, даже в такие частные как, например, взаимоотношения врача и пациента, мужа и жены. Бюрократический метод можно было бы определить как такой метод, при котором а) с людьми обращаются как с вещами и б) о вещах судят скорее по их количеству, нежели по их качеству, ибо это облегчает и удешевляет их учет и контроль. Во всех своих решениях бюрократы руководствуются строго установленными правилами, в основе которых лежат статистические данные, и не принимают во внимание тех живых людей, с которыми они имеют дело. Бюрократы боятся личной ответственности и стремятся спрятаться за свои правила; их безопасность и самоуважение основаны на их верности правилам, а не законам человеческого сердца. Примером такого бюрократа был Эйхман. Он послал сотни тысяч евреев на смерть не потому, что он их ненавидел; он никого не любил и никого не ненавидел. Эйхман "выполнял свой долг". Выполнять установленные правила - вот что имело для него первостепенное значение; он испытывал чувство вины, только когда нарушал эти правила.
   Я не хочу сказать, что все бюрократы - эйхманы. Однако когда бюрократ в больнице отказывается принять находящегося в критическом состоянии больного на том основании, что, по правилам, пациент должен быть направлен в больницу врачом, то он действует совсем как Эйхман. Но никакие бюрократы не смогут сосуществовать с системой демократии участия, поскольку бюрократический дух несовместим с духом активного участия индивида в общественной жизни.
   Успех при создании общества, основанного на принципе бытия, зависит и от множества других факторов. Но главное: следует запретить все методы "промывания мозгов", используемые в промышленной рекламе и политической пропаганде.
   Эти методы "промывания мозгов" опасны не только потому, что они побуждают нас покупать вещи, которые нам совсем не нужны, но еще и потому, что они вынуждают нас избирать тех политических деятелей, которых мы никогда не избрали бы, если бы полностью контролировали себя. Эти гипнотические методы, используемые в рекламе и политической пропаганде, представляют серьезную угрозу психическому здоровью, ясному и критическому мышлению и эмоциональной независимости. Я нисколько не сомневаюсь в том, что тщательные исследования покажут, что употребление наркотиков наносит здоровью человека гораздо меньший вред, чем различные методы "промывания мозгов" - от внушений до таких полугипнотических приемов, как постоянное повторение или отвлечение от рационального мышления под воздействием призывов к сексуальному наслаждению.
   Следует также создать эффективную систему распространения достоверной информации. Информация - решающий элемент в формировании эффективной демократии. Необходимо положить конец утаиванию или фальсификации информации в так называемых интересах "национальной безопасности". Кроме того, большинство выборных представителей, членов правительства, руководителей вооруженных сил и верхушка деловых кругов плохо информированы и в значительной степени дезинформированы ложными сведениями, распространяемыми различными государственными агентствами, которым вторят средства массовой информации. К сожалению, большинство этих людей не способны понимать то, что не лежит на поверхности, и поэтому не могут трезво судить о будущем развитии, не говоря уже об их эгоизме, нечестности и непорядочности.
   Даже фактическая информация по политическим, экономическим и социальным вопросам чрезвычайно ограничена; газеты действительно информируют, но они также и дезинформируют: они не публикуют все материалы объективно и беспристрастно; редакционные статьи в этих газетах пристрастны, написаны в притворно благоразумном и морализаторском духе. Газеты, журналы, телевидение и радио фактически производят товары - новости, сырьем для изготовления которых служат события. Спрос есть только на новости, и средства массовой информации определяют, какие события являются новостями, а какие - нет. Пока продажа новостей остается бизнесом, вряд ли удастся помешать газетам и журналам публиковать то, на что есть спрос и что не противоречит рекламе, помещаемой на страницах этих изданий.
   Если бы стало возможно формировать взгляды и принимать решения на основе полной информированности, то проблема распространения информации должна была бы решаться совсем иначе.
   Научные исследования следует отделить от их практического применения в промышленности и в обороне. Хотя установление каких-либо ограничений стремлению к знаниям было бы тормозом для развития человечества, практическое использование всех без исключения результатов научных исследований было бы чрезвычайно опасно. Как уже отмечалось многими исследователями, использование некоторых открытий в генетике, нейрохирургии, разработке психотропных препаратов и в ряде других областей может принести и принесет человеку огромный вред. Избежать этого практически невозможно, пока продолжается беспрепятственное использование все новых теоретических открытий в интересах промышленности и вооруженных сил. Нужно перестать оценивать результаты научных исследований с точки зрения их прибыльности и военной целесообразности.
   Реализация всех предложенных идей будет довольно сложным делом, но трудности становятся почти непреодолимыми, если учесть еще одно необходимое условие создания нового общества - ядерное разоружение. Одним из уязвимых элементов нашей экономики является то, что она нуждается в мощной военной индустрии. Даже сегодня Соединенные Штаты - самая богатая страна в мире - вынуждены сокращать расходы на здравоохранение, социальное обеспечение и образование, чтобы вынести бремя военных расходов.
   Существует ли какая-либо альтернатива катастрофе?

   В то время как в личной жизни только сумасшедший может оставаться пассивным перед лицом опасности, угрожающей всему его существованию, те, кто облечен государственной властью, не предпринимают практически ничего, чтобы предотвратить эту опасность, а те, кто вверил им свою судьбу, позволяют им пребывать в бездействии.
   Одним из наиболее тривиальных объяснений является то, что наши лидеры предпринимают многочисленные действия, дающие им возможность делать вид, что они принимают эффективные меры для предотвращения катастрофы: бесконечные конференции, резолюции, переговоры о разоружении создают впечатление, будто они понимают стоящие перед человечеством проблемы и стараются как-то их разрешить. В действительности же никаких серьезных изменений не происходит.
   Другим объяснением может быть то, что эгоизм, порождаемый системой, заставляет ее лидеров ставить личный успех выше общественного долга. В самом деле, если эгоизм - одна из основ бытующей в современном обществе морали, то почему они должны вести себя иначе? Они как будто бы не знают, что алчность (как и подчинение) делает людей глупыми, даже когда они в личной жизни преследуют свои собственные интересы, заботясь о себе и своих близких. В то же время рядовые члены общества тоже столь эгоистично поглощены своими личными делами, что едва ли обращают внимание на все, что выходит за пределы их собственного узкого мирка.
   Еще одним объяснением такого притупления инстинкта самосохранения может быть то, что необходимые изменения в образе жизни людей должны быть настолько радикальными, что люди предпочитают жить под угрозой будущей катастрофы, нежели приносить сегодня те жертвы, которых потребовали бы эти изменения. Тот же тип поведения характерен для людей, которые скорее рискнут умереть "своей смертью", чем пройти медицинское обследование, в результате которого может быть поставлен диагноз опасного заболевания, требующего серьезного хирургического вмешательства.
   Еще: нет альтернатив.

Rambler's Top100