Гуманитарная кафедра

история России


хрестоматия для
10-х классов

    Кончина Петра I в январе 1725 г. завершила период грандиозных преобразований, охвативших практически все стороны жизни России. Молодая империя вступила в новый этап своей истории: движение вперед резко замедлилось, началась переоценка реформ. Петр открыл дорогу в страну тысячам иностранных специалистов, многих из которых нашли в России вторую родину, став свидетелями и участниками множества событий послепетровского времени. Среди них выделяются имена фельдмаршала Б.-Х. Миниха и его адъютанта Х.-Г. Манштейна, оставивших интереснейшие воспоминания о пережитом. Бурхард-Христофор Миних, боевой офицер и военный инженер, поступил на русскую службу еще при Петре I, возглавив в 1721 г. строительство Ладожского канала. Затем он был последовательно генерал-губернатором Петербурга, президентом Военной коллегии, получил графский титул и чин генерал-фельдмаршала, являлся главнокомандующим российскими войсками в русско-турецкой войне 1736-1739 гг. Сосланный в 1741 г. в Пелым, он был возвращен из Сибири Петром III, а впоследствии служил Екатерине II до своей смерти в 1767 г. в возрасте 84 лет.
   "Очерк управления Российской империи" был написан Минихом уже в последние годы жизни и предназначался для Екатерины II. Впрочем, уже через несколько лет его сочинение было опубликовано в Европе. На русском языке первая полная его публикация появилась лишь через сто лет. В нем Миних характеризует известных ему лично правителей России и выделяет главные особенности их царствований. Конечно, фельдмаршал не всегда объективен в своих оценках (например, Бирона), но большинство нарисованных им портретов вполне объективны. Его "Очерк…" имеет важное значение и как информативный источник, и как творческое наследие выдающегося деятеля российской истории.
   Отец Христофора-Германа фон Манштейна поступил на службу к Петру I и достиг генеральского чина. Впрочем, его сын начал свою карьеру в Пруссии, и только в 1736 г., приехав в Россию навестить родителей, согласился перейти на русскую службу. Он воевал под командованием фельдмаршала Миниха, а потом стал его адъютантом. После 1741 г. он просил об отставке и в конце концов уехал в Берлин. Впоследствии Манштейн сделался ближайшим советником прусского короля Фридриха II, участвовал в Семилетней войне и погиб в 1757 г. Писать свои воспоминания Манштейн начал, видимо, еще в конце 30-х гг., а завершил работу над ними за четыре года до смерти.
   Его "Записки о России" публиковались на нескольких европейских языках уже с 1770-х гг. Первые публикации мемуаров Манштейна в России относятся к первой половине XIX в. "Записки…" содержат детальное изображение практически всех сторон государственной жизни послепетровской эпохи. Манштейн тонко разбирался в людях, поэтому чрезвычайно интересны и заслуживают доверия его характеристики российских правителей и вельмож конца 20-х - начала 40-х гг. XVIII в. Даже с учетом того, что автор хорошо знал русский язык, можно удивляться его уму и наблюдательности. На Россию и русский народ он смотрит со стороны, но в то же время с большим интересом и симпатией, что обычно не свойственно иноземным сочинителям.
   
   Вопросы:
   1. Как объясняет Миних попытку ограничения самодержавия, предпринятую в 1730 г.?
   2. Справедливы ли, на ваш взгляд, характеристики Миниха в отношении Анны Иоанновны и герцога Бирона?
   3. Насколько легким (или сложным) делом были дворцовые перевороты в России второй четверти XVIII в. в изложении Миниха?
   4. Как относился Миних к императрице Елизавете?
   5. Чьей воле приписывал Манштейн провал попытки Верховного тайного совета ограничить самодержавие?
   6. Какими чертами характеризовал Манштейн личность и дела фельдмаршала Миниха, своего начальника?
   7. Как виделись Манштейну взаимоотношения русских с иноземцами?
   8. Чем можно объяснить хорошие отзывы Манштейна о русском народе?

    …После смерти этого великого государя[1] все сенаторы и сановники империи согласились возвести на престол великого князя Петра Алексеевича, внука императора. На другой день рано, прежде нежели прибыл князь Меншиков, они собрались в императорском дворце. Все вообще ненавидели князя и в особенности генерал-прокурор Ягужинский[2]. Перед залой, где собрались сенаторы, была поставлена стража. Князь Меншиков явился туда, но его не впустили; тогда он, не делая никакого шума, возвратился в свой дворец, в котором ныне помещается кадетский корпус, позвал к себе Ивана Ивановича Бутурлина[3], подполковника гвардейского Преображенского полка, и попросил его привести поскорее роту гвардейцев. Когда это было исполнено, князь Меншиков пошел с ротой прямо к императорскому дворцу, выломал дверь комнаты, где находились сенаторы и генералы, и объявил императрицей и законной русской государыней Екатерину, коронованную императором в Москве в мае предшествовавшего года. Никто не ожидал такого смелого поступка от князя Меншикова, и никто не решился воспротивиться объявлению Екатерины императрицей, которой в тот же день принесли присягу на верность гвардия, полевые полки и гарнизон, а равно сенаторы, министры, высшее дворянство, наконец, коллегии и проч., и проч. …
   …Управление империей в это время заключалось в неограниченном произволе князя Меншикова. Он скоро стал злоупотреблять своей властью и, между прочим, убедил императрицу подписать приговор о ссылке генерал-полицеймейстера Девьера[4], заслуженного офицера, находившегося в большой милости у Петра Великого и даже у самой императрицы, доверивших ему обязанность воспитателя при обеих цесаревнах - Анне и Елизавете Петровнах. Девьер был женат на сестре князя Меншикова, который, однако, посадил его в крепость, безжалостно поступал с ним и отправил его в ссылку. Меншиков надменно обращался со всеми сановниками империи… и действовал вообще только в собственных интересах…
   Петр Алексеевич был объявлен императором 7 мая 1727 г. под именем Петра II. Князь Меншиков увез молодого государя из императорского дворца и поместил в своем доме, чтобы иметь его под рукою. Таким образом, его власть и могущество увеличивались с каждым днем и все преклонялось перед ним; его младшая дочь была торжественно обручена с Петром II…
   …Он удалил из Петербурга генерал-прокурора Ягужинского, зятя великого канцлера Головкина, с тем чтобы потом отправить его в ссылку, и когда граф Головкин начал ходатайствовать за него, то князь отвечал: "Не хотите ли, чтобы я отправил вас вместо него?" Приказ об отправлении генерал-адмирала графа Апраксина в Архангельск для постройки там фрегатов уже был подписан; Толстой[5] был сослан, и, таким образом, все сенаторы рассеяны. Подполковник гвардейского Преображенского полка Иван Иванович Бутурлин был сослан в свои деревни, а Остермана[6], управлявшего иностранными делами, он оскорблял словами…
   …После падения Меншикова Долгорукие совершенно овладели императором. Они каждый день увозили его на охоту, не оставляя ему времени для занятия делами, и вскоре вместо дочери Меншикова выбрали ему другую невесту - сестру молодого любимца [государя] князя Ивана Долгорукого[7].
   Министр иностранных дел барон Остерман был назначен воспитателем молодого государя, но мог видеться со своим воспитанником только по утрам, когда тот вставал, и вечером, по возвращении с охоты. Однажды Остерман со слезами на глазах сказал мне: "Образ жизни, который принуждают вести молодого государя, очень скоро приведет его к могиле"…
   …Управление государством осталось после его кончины в руках восьми вельмож, составлявших Верховный тайный совет. Управление это возбудило против себя всеобщий ропот: недовольные громко заявляли, что русские с давних времен привыкли к тому, чтобы ими управлял один государь, имевший право располагать их жизнью и имуществом, а не свои братья, такие же подданные, и притом восемь человек, так что не знаешь, к кому обратиться, и если выкажешь расположение к одному из них, то семь остальных сделаются врагами. Таким образом, русские открыто выражали желание свое зависеть и быть подданными, по старинному обычаю, одного верховного и неограниченного государя…
   …Члены этого совета после некоторых рассуждений согласились возвести на русский престол Анну Ивановну, вдовствующую герцогиню Курляндскую, вторую дочь царя Ивана Алексеевича, брата Петра Великого…
   …Так как эта великая государыня сознавала свои силы и не могла примириться с действиями Верховного тайного совета, то вскоре нашла себе партию, во главе которой стояли князь Алексей Михайлович Черкасский[8] и генерал князь Иван Юрьевич Трубецкой[9], хотя последний и подписал постановление об ограничении самодержавия.
   Так как гвардия и армия находились под начальством лиц противной партии, именно Долгоруких и Голицыных, то Черкасский и Трубецкой, рискуя своей жизнью, отважились представить императрице записку, в которой излагали, что хотя депутаты Верховного тайного совета, принудившие ее величество подписать в Митаве акт об отречении от самодержавия, и уверили ее, что это делается с единодушного согласия всего дворянства, но они повергаются теперь к стопам ее императорского величества, дабы уверить ее в том, что они не были согласны с членами тайного совета и что вообще дворянство, духовенство и народ желают и умоляют, чтобы ее величество царствовала неограниченно и самодержавно, как ее предшественники.
   Императрица приняла необходимые предосторожности для безопасности своей особы, удвоив стражу и уверившись в преданности офицеров. Это обстоятельство сделало карьеру Альбрехта[10], который в чине капитана служил тогда в гвардии. После этого императрица послала пригласить во дворец членов Верховного тайного совета с приказанием вручить ей акт отречения от самодержавия, который ее заставили подписать в Митаве.
   Когда все собрались, императрица кротко, но с твердостью объявила, что депутаты Верховного совета принудили ее подписать в Митаве акт об отречении от самодержавия, уверив, что этого единодушно желают дворянство и все ее верные подданные, но что теперь, известясь о противном, она вынуждена отменить означенный акт и, прощая виновников этого события, будет, подобно своим предшественникам, по праву самодержавно царствовать над своим народом.
   Сказав это, она разорвала упомянутый акт в присутствии членов Верховного совета, вельмож и генералов, которые после этого разошлись, и все осталось спокойно…
   …Вскоре императрица назначила меня генерал-фельдцейхмейстером[11] и президентом военной коллегии, должность которого я исполнял уже несколько лет, и возложила на меня сверх того важное поручение - составить новые военные штаты как для гвардии и полевых полков, так равно и для украинской милиции; чтобы ободрить меня, эта великая государыня пожаловала меня вслед за тем фельдмаршалом своих войск и предоставила мне главное начальство в Петербурге и Ингерманландии…
   …Эта великая государыня обладала от природы великими достоинствами. Она имела ясный, проницательный ум, знала свойства окружавших ее лиц, любила порядок и великолепие, и никогда двор не был так хорошо устроен, как при ней; она была великодушна, и одним из ее удовольствий было делать добро и щедро награждать заслуги. Но недостаток ее заключался в том, что она любила спокойствие и совсем не занималась делами, предоставляя все произволу своих министров. Этому обстоятельству должно приписать несчастие, постигшее Долгоруких и Голицыных, которые сделались жертвами Остермана и Черкасского потому, что превосходили их умом и заслугами. Бирон погубил Волынского, Еропкина и их друзей[12] за то, что Волынский подал императрице записку, которая клонилась к тому, чтобы удалить и низвергнуть Бирона. Я сам был свидетелем, как императрица горько плакала, когда Бирон в раздражении угрожал покинуть ее, если она не пожертвует ему Волынским и другими…
   …Этот человек, сделавший столь удивительную карьеру, не имел вовсе образования, говорил только по-немецки и на своем природном курляндском наречии; он даже довольно плохо читал по-немецки, в особенности же если при этом попадались латинские или французские слова. Он не стыдился публично говорить при жизни императрицы Анны, что не хочет учиться читать и писать по-русски для того, чтобы не быть обязанным читать ее величеству прошений, донесений и других бумаг, присылавшихся ему ежедневно.
   У него были две страсти, одна весьма благородная - к лошадям и верховой езде; в бытность свою еще обер-камергером он отлично выезжал себе лошадей и почти каждый день упражнялся в верховой езде в манеже, куда императрица очень часто приезжала и куда по ее приказанию иногда являлись министры для представления к ее подписи государственных бумаг, изготовленных в Кабинете. Герцог убедил ее величество сделать большие издержки на устройство конских заводов в России, где был недостаток в лошадях…
   Вторая страсть его была - игра. Он не мог провести ни одного дня без карт и играл вообще в большую игру, находя в этом свои выгоды, что ставило часто в весьма затруднительное положение тех, кого он выбирал своими партнерами.
   Он был довольно красивой наружности, вкрадчив и очень предан императрице, которую никогда не покидал, не оставив около нее вместо себя свою жену. Императрица не имела вовсе стола, но обедала и ужинала с семейством Бирона и даже в комнатах своего фаворита. Он жил великолепно, но вместе с тем был бережлив, весьма коварен и крайне мстителен, доказательством чему служит жестокая участь кабинет-министра Волынского и его друзей, вся вина которых заключалась только в том, что они желали удалить Бирона от двора…
   …Он был уверен в преданности ему гвардии; я командовал Преображенским полком, а моим помощником был майор Альбрехт - его креатура и шпион; Семеновский полк находился под начальством генерала Ушакова[13], весьма преданного Бирону; Измайловским полком командовал Густав Бирон, брат герцога, а конногвардейским - сын его принц Петр, но так как он был еще очень молод, то обязанности полкового командира исполнял за него Ливен, курляндец, впоследствии фельдмаршал…
   …Будучи врагом прусского короля, он вступил в новые сделки с венским двором, оставшиеся однако без последствий, потому что регентство его продолжалось только двадцать дней, с 18 октября по 7 ноября, когда он был арестован и на другой же день отправлен в Шлиссельбург, а затем в Пелым в Сибири. Место его заключения было выбрано ему мнимым другом его князем Черкасским, который прежде находился губернатором в Тобольске и знал все места, где обыкновенно содержались лица, навлекшие на себя немилость…
   …Елизавета Петровна выросла окруженная офицерами и солдатами гвардии и во время регентства Бирона и принцессы Анны[14] чрезвычайно осторожно обращалась со всеми лицами, принадлежавшими к гвардии. Не проходило почти дня, чтобы она не крестила ребенка, рожденного в среде этих первых полков империи, и при этом не одаривала бы щедро родителей или не оказывала бы милости кому-нибудь из гвардейских солдат, которые постоянно называли ее "матушкой".
   Таким образом, в гвардии составилась партия горячих приверженцев принцессы, и ей не трудно было воспользоваться их содействием для достижения престола. Гвардейцы жили в построенных мной для них казармах. У принцессы Елизаветы был подле преображенских казарм дом, известный под именем Смольного; здесь она часто ночевала и виделась с преображенскими офицерами и солдатами. Правительница принцесса Анна была предуведомлена об этих собраниях, но считала их пустяками, не могущими иметь последствий; при дворе говорили с насмешкой: "Принцесса Елизавета водит компанию с преображенскими гренадерами".
   В ночь с 24 на 25 ноября эта великая принцесса приехала в казармы Преображенского полка и, собрав своих приверженцев, сказала им: "Ребята, вы знаете чья я дочь, идите за мной!"
   Все было условлено, и офицеры и солдаты, узнав, чего от них требуют, отвечали: "Матушка, мы готовы, мы их всех убьем".
   Принцесса великодушно возразила: "Если вы хотите поступить таким образом, то я не пойду с вами".
   Она повела этот отряд прямо в зимний дворец, вошла в комнату великой княгини, которая была в постели, и сказала ей: "Сестрица, пора вставать".
   Приставив караул к великой княгине, ее мужу, принцу Брауншвейгскому, и сыну их, принцу Ивану, она возвратилась в свой дворец, находившийся возле Летнего сада, и в ту же ночь приказала арестовать меня, моего сына, графа Остермана, вице-канцлера графа Головкина[15], обер-гофмаршала[16] графа Левенвольде[17], президента коммерц-коллегии барона Менгдена[18], действительного статского советника Темирязева[19] и некоторых других; все мы были отправлены в крепость.
   В ту же ночь принцесса Елизавета была признана императрицей и самодержавной российской государыней всеми сановниками, прибывшими в ее дворец, перед которым по ту сторону канала собралась многочисленная толпа народа; гвардейцы же заняли улицу и кричали: ура!
   Наутро Елизавета в открытой коляске отправилась в зимний дворец, где была провозглашена императрицей и где все принесли ей присягу в верности. Все совершилось тихо и спокойно, и не было пролито ни одной капли крови…
   …Императрица Елизавета была одарена от природы самыми высокими качествами, как внешними, так и душевными… У нее был живой, проницательный, веселый и вкрадчивый ум и большие способности… Она любила пышность и порядок и от рождения питала страсть к постройкам великолепных дворцов и церквей. Она любила все военное и благодаря этому при ней русская армия победила столь хваленые в то время прусские войска… Она умела притворяться; была милостива и до такой степени не жестока и человеколюбива, что никогда не хотела проливать крови и не наказывала смертью ни убийц, ни грабителей по большим дорогам, ни других преступников. Таким образом излишняя доброта государей делается слабостью.
   Однако она была злопамятна, хотя не столько по врожденной склонности, сколько по внушению окружавших ее лиц, и никогда не хотела простить ни графа Остермана, ни графа Левенвольде, ни Головкина, ни Менгдена, ни меня, ни моего сына…
   …Петр Федорович, который с 1741 г. был признан и почитаем под именем внука Петра Великого, после смерти императрицы Елизаветы был тотчас же объявлен императором 26 декабря 1761 г. …
   …Этот государь был от природы пылок, деятелен, быстр, неутомим, гневен, вспыльчив и неукротим.
   Он очень любил все военное и не носил другого платья, кроме мундира. Он с каким-то энтузиазмом подражал королю прусскому как в отношении своей внешности, так и относительно всего, касавшегося войска. Он был полковником прусского пехотного полка, что казалось вовсе не соответственным его сану, и носил прусский мундир; точно так же и король прусский был полковником русского Второго Московского пехотного полка.
   Император некоторое время не надевал вовсе ордена св. Андрея, а носил прусский орден Черного Орла.
   Неизвестно, каковы были религиозные убеждения императора, но все видели, что во время богослужения он был крайне невнимателен и подавал повод к соблазну, беспрестанно переходя с одной стороны церкви на другую, чтобы болтать с дамами…
   …Он был вспыльчив и горяч до такой степени, что оскорблял даже своих любимцев. Ему не могли простить его невоздержанности и дурного обращения с ее величеством императрицей, которая одна только и могла сделать его царствование славным и счастливым…

   …Судя по ее действиям в первые дни по прибытии в Москву, многие члены совета и Сената полагали, что императрица вполне удовлетворится ограничениями, положенными самодержавию. Она снова подписала все, чего требовал Верховный тайный совет, показывая вид, что охотно покоряется всем условиям. Но втайне она действовала иначе. Оставленный было в Митаве, по требованию совета, любимец ее прибыл в Москву. Она употребляла всевозможные средства, чтобы составить себе большую партию. Гвардию старалась задобрить щедрыми подарками, которые раздавала офицерам, стоявшим каждый день на карауле при ее особе. Словом, она не упускала ничего, что вело ее прямо к цели, а цель эта была - возбудить несогласие между членами Верховного совета.
   Все удалось ей по желанию. Им дали понять, что князья Долгорукие и их родственники одни извлекут пользу из ограничения могущества императрицы, что они для того и связали ей руки, чтобы утвердиться во власти, захваченной ими при Петре II, что из их семейства и так уже много членов находятся в составе как Верховного совета, так и Сената и что со временем и того больше их будет; что не следует забывать их поступков после кончины императора, когда они пытались передать царскую корону в свое семейство, а так как это им не удалось, то не теряли надежду успеть в своих планах со временем посредством ограничения верховной власти. Вместе с тем старались возбудить недоверие и в низшем дворянстве (которого численность велика в России), уверяя их, что пока власть будет находиться в руках Верховного совета, никто из среды этого дворянства не удостоится мало-мальски значительной должности, потому что каждый член совета норовит как бы раздать лучшие места своим родственникам да прихвостням, так что, собственно говоря, дворянство будет в рабстве у Верховного совета, тогда как если императрица провозглашена будет самодержавною правительницей, то последнему дворянину будут открыты пути к первым государственным должностям, совершенно наравне с первыми князьями; что примеры тому представляет царствование Петра I, когда уважались только истинные заслуги, и что если этот государь и бывал строг, то его к этому принуждали; низшее же дворянство никогда не страдало при нем, напротив, в его царствование оно снова поднялось. Подобные тому соображения, выраженные кстати, конечно, производили желаемое действие.
   Начались сборища гвардейцев, которые, начиная с офицеров до последних рядовых, принадлежат здесь почти все к дворянству; сотни помещиков-дворян собирались в домах князей Трубецкого, Барятинского[20] и Черкасского как лиц, к которым они имели наиболее доверия, и как сторонников императрицы. Эти господа продолжали разжигать их до 8-го числа марта, когда они нашли, что все подготовлено как следует. В этот день названные князья, став во главе шестисот дворян, отправились к императрице и, получив аудиенцию, стали ее просить о созвании Верховного совета и Сената для нового просмотра некоторых пунктов относительно управления.
   Императрица дала свое согласие на это и вместе с тем поручила графу Салтыкову[21] (генерал-поручику и подполковнику гвардии) расставить стражу у всех выходов и не позволять никому выходить из дворца. Кроме того, караулу велено было зарядить ружья пулями и всех приходивших во дворец предупреждали о принятых мерах. Между тем Верховный совет и Сенат успели собраться… Она приняла их в тронной зале… Затем она приказала великому канцлеру принести подписанные ею бумаги; заставив его прочесть содержание вслух, она останавливала его после каждого пункта, спрашивая присутствующих, удовлетворяет ли это условие нацию. Но когда на каждый такой вопрос собрание отвечало отрицательно, императрица взяла бумаги из рук канцлера и, изорвав их, сказала: "Следовательно, эти бумаги лишние". И тут же прибавила: так как до сих пор русским государством управляло одно лицо, то и она требует тех же преимуществ, какими пользовались ее предки, что она вступает на престол не по выбору, как объявлял совет, а по праву наследства и что всякий, кто осмелится восставать против единовластия, будет наказан как государственный изменник…
   …Вслед за объявлением Анны самодержавною императрицей, когда и в столице все успокоилось, граф Остерман совершенно выздоровел. Глаза перестали у него болеть и стали зорки как никогда, и он был в состоянии исполнять все то, чего от него хотели. Ловкий политик, он сумел увернуться от заседания в Верховном совете, собравшемся после кончины Петра II, а когда императрица прибыла в Москву, она поручила Остерману составить план интриги, которая повела бы ее к самодержавию. Остерман согласился и, несмотря на болезнь свою, так хорошо повел дело, что оно имело тот счастливый конец, о котором рассказано выше… Услуга Остермана доставила ему благорасположение и доверие императрицы, которые он сохранил во все время ее царствования…
   …Бирен, несколько лет служивший камер-юнкером, в бытность императрицы герцогинею Курляндской был пожалован в графы, получил голубую ленту[22] и должность обер-камергера, которая оставалась вакантной после ссылки князя Ивана Долгорукого… Он провел несколько лет в кенигсбергском высшем училище, отсюда он бежал, чтобы не попасть под арест за некоторые некрасивые дела. Возвратясь в Курляндию… Бирен своей красивою наружностью в скором времени так вошел в милость у герцогини, полюбившей его общество, что она сделала его своим наперсником…
   …Когда герцог Фердинанд Курляндский, последний потомок дома Кетлеров, умер, Бирен происками своими добился избрания в герцоги. Таким образом, он стал владетельным государем той самой страны, которой дворянство несколько лет перед тем отказалось принять его в свое сословие. В то время, когда он стал подвигаться на поприще счастия, Бирен присвоил себе имя и герб французских герцогов Бирон. Вот какой человек в продолжение всей жизни императрицы Анны и даже несколько недель после ее кончины царствовал над обширной империей России, и царствовал как совершенный деспот. Своими сведениями и воспитанием, какие у него были, он был обязан самому себе. У него не было того ума, которым нравятся в обществе и в беседе, но он обладал некоторого рода гениальностью, или здравым смыслом, хотя многие отрицали в нем и это качество.
   К нему можно применить поговорку, что дела создают человека. До приезда своего в Россию он едва ли знал даже название политики, а после нескольких лет пребывания в ней знал вполне основательно все, что касается до этого государства. В первые два года Бирон как будто ни во что не хотел вмешиваться, но потом ему полюбились дела и он стал управлять уже всем. Он любил роскошь и пышность до излишества и был большой охотник до лошадей. Имперский посланник Остейн, ненавидевший Бирона, говаривал о нем: "Когда граф Бирон говорит о лошадях, он говорит как человек; когда же он говорит о людях или с людьми, он выражается как лошадь". Характер Бирона был не из лучших: высокомерный, честолюбивый до крайности, грубый и даже нахальный, корыстный, во вражде непримиримый и каратель жестокий. Он очень старался приобрести талант притворства, но никогда не мог дойти до той степени совершенства, в какой им обладал граф Остерман, мастер этого дела…
   …Граф Миних, назначенный президентом военной коллегии после опалы фельдмаршала князя Долгорукого[23], был пожалован в звание фельдмаршала и поставлен во главе всего военного ведомства. Императрица не могла сделать лучшего выбора, потому что благодаря стараниям этого генерала русская армия приведена в такой стройный порядок, какого прежде не бывало, и в войске водворилась дотоле столь чуждая ему некоторая дисциплина.
   В видах образования хороших младших офицеров для армии Миних с самого начала 1731 г. предлагал устроить им рассадник посредством основания кадетского корпуса для юношей русского и лифляндского дворянства, также и для сыновей иностранных офицеров, которые согласились бы вступить на службу в корпус. Этот проект понравился и был одобрен… Прусский король прислал офицеров и унтер-офицеров для первого устройства этого корпуса и обучения прусским военным приемам. Помещением для кадет был выбран дом Меншикова. Это здание обширно, и в нем удобно размещены 360 человек кадет и все офицеры и учителя корпуса. Это заведение - одно из лучших в России; молодые люди получают здесь очень хорошее воспитание, и обучают их не только телесным упражнениям, но, по желанию и по способностям, учат наукам и литературе. Выпущенные из корпуса офицеры оказываются, бесспорно, лучшими между остальными офицерами из русских…
   …Около этого времени императрица одобрила другой проект графа Миниха, состоявший в том, чтобы увеличить весьма скудное до того жалование офицеров из природных русских. Петр I при образовании армии учредил три оклада жалованья: иностранцы, вновь поступавшие на службу, получали высшее жалованье; те, которые родились в России - так называемые старые иноземцы, - получали меньшее, а природные русские - наименьшее; прапорщик имел не больше восьми немецких гульденов в месяц. Миних представил, что таким жалованьем невозможно содержать себя и что несправедливо было давать иностранцам большее жалованье против своих; и так уравняли всех, и жалованье русских было удвоено…
   …Царевна Елизавета, хотя и не была совсем довольна во все время царствования императрицы Анны, оставалась, однако, спокойной до тех пор, покуда не состоялось бракосочетание принца Антона-Ульриха с принцессой Анной; тогда она сделала несколько попыток, чтобы образовать свою партию. Все это делалось, однако, в такой тайне, что ничего не обнаружилось при жизни императрицы, но после ее кончины и когда Бирон был арестован, она стала думать об этом серьезнее… Ее хирург, Лесток[24], был в числе приближенных, наиболее горячо убеждавших ее вступить на престол, и маркиз де ла Шетарди[25], имевший от своего двора приказание возбуждать внутренние волнения в России, чтобы совершенно отвлечь ее от участия в политике остальной Европы, не преминул взяться за это дело со всевозможным старанием. У царевны не было денег, а их понадобилось много для того, чтобы составить партию. Де ла Шетарди снабдил ее таким количеством денег, какого она пожелала. Он имел часто тайные совещания с Лестоком и давал ему хорошие советы, как удачно провести столь важное дело…
   …Граф Остерман, имевший шпионов повсюду, был уведомлен, что царевна Елизавета замышляла что-то против регентства. Лесток, самый ветреный человек в мире и наименее способный сохранить что-либо в тайне, говорил часто в гостиницах при многих лицах, что в Петербурге случатся в скором времени большие перемены… Прочие участники заговора были не умнее: все люди простые, мало способные сохранить столь важную тайну. Сама царевна делала некоторые вещи, за которые она была бы (арестована) в царствование императрицы Анны… Но Провидение решило, что это дело удастся, поэтому другие по необходимости были ослеплены…
   …Миних, Остерман и Левенвольде перенесли свое несчастье с твердостью… Граф Миних представлял собою совершенную противоположность хороших и дурных качеств: то он был вежлив и человеколюбив, то груб и жесток… Это был самый гордый человек в мире, однако он делал иногда низости; гордость была главным его пороком, честолюбие его не имело пределов, и чтобы удовлетворять его, он жертвовал всем. Он ставил превыше всего свои собственные выгоды; самыми лучшими для него людьми были те, кто ловко умел льстить ему.
   Это был человек с великим гением, один из лучших инженеров своего века, отличный полководец, но нередко слишком отважный в своих предприятиях. Он не знал, что такое невозможность; так как все, что он ни предпринимал самого трудного, ему удавалось, то никакое препятствие не могло устрашить его.
   Он не имел способностей для того, чтобы быть министром, однако не упустил ни одного случая, чтобы попасть в члены министерства, и это было причиной его несчастья…
   …Граф Остерман был, бесспорно, одним из величайших министров своего времени. Он знал основательно интересы всех европейских дворов, был очень понятлив, умен, чрезвычайно трудолюбив, весьма ловок и неподкупной честности: он не принял никогда ни малейшего подарка от иностранных дворов… С другой стороны, он был чрезвычайно недоверчив, заходя в подозрениях часто слишком далеко. Он не мог терпеть никого ни выше себя, ни равного себе, разве когда это лицо было гораздо ниже его по уму… Он хотел руководить всеми делами, а прочие должны были разделять его мнение и подписывать.
   Своей политикой и своими притворными, случавшимися кстати болезнями он удержался в продолжение шести различных царствований. Он говорил так странно, что немногие могли похвастать, что понимают его хорошо… Все, что он говорил и писал, можно было понимать двояким образом. Он был до крайности скрытен, никогда не смотрел никому в лицо и часто был тронут до слез, если считал их нужными…
   …Вся гренадерская рота Преображенского полка получила дворянское достоинство и офицерские чины, рядовым гренадерам пожалован чин поручика, капралам - майора, каптенармусам и фурьерам[26] - подполковников и унтер-офицерам - полковников армии. Рота была названа лейб-компанией, ее величество объявила себя капитаном ее… Рота эта творила всевозможные бесчинства в первые месяцы пребывания двора в Петербурге. Господа поручики посещали самые грязные кабаки, напивались допьяна и валялись на улицах в грязи. Они входили в дома самых знатных лиц с угрозами, требуя денег, и без церемонии брали то, что приходилось им по вкусу; не было возможности удержать в порядке этих людей, которые, привыкнув всю жизнь повиноваться палке, не могли так скоро свыкнуться с более благородным обращением…
   …До некоторой степени можно извинить эту сильную ненависть русского дворянства к иноземцам, так как оно было вынуждено указами Петра I не только изменить большую часть своих старинных привычек, но в царствование Анны все главнейшие должности были отданы иноземцам, которые распоряжались всем по своему усмотрению, и весьма многие из них слишком тяжко давали почувствовать русским власть, бывшую в их руках; они обращались очень высокомерно и с пренебрежением даже с членами самых именитых фамилий. К этому еще нужно прибавить обещание, данное императрицею при вступлении на престол, что она освободит Россию от иноземной зависимости; по понятиям гвардейцев, это обещание она исполнила не вполне…
   …Бестужев[27], русский по рождению, происходит от хорошей и древней фамилии; поступив на службу, он был определен камер-юнкером к герцогине Курляндской (впоследствии императрица Анна)… Состоя при герцогине, он завел большую дружбу с Бироном, который впоследствии позаботился о его счастье. После падения Волынского он был сделан кабинет-министром; при революции, свергшей герцога Курляндского, он был арестован; он оправдался и был выпущен на свободу, не получив, однако, должности; императрица Елизавета, вступив на престол, дала ему должность вице-канцлера на место графа Головкина, и после смерти князя Черкасского она возвела его в звание канцлера. У него нет недостатка в уме, он знает дела по долгому навыку и очень трудолюбив, но в то же время надменен, корыстолюбив, скуп, развратен, до невероятности лжив, жесток и никогда не прощает, если ему покажется, что кто-нибудь провинился перед ним в самой малости.
   Вот человек, который управляет Россией уже 11 лет как властитель-деспот; императрица, чрезвычайно ленивая, очень довольна, что нашелся кто-нибудь, желающий заняться делами империи; к тому же она составила себе такое высокое понятие о его способностях, что, по ее мнению, невозможно найти кого-нибудь, кто мог бы заменить его. Впрочем, у него много врагов, которые не пропускают ни одного случая, чтобы очернить его в глазах этой государыни. Им это не удалось еще до сих пор, хотя он уже не раз пошатнулся на своем месте; быть может, они найдут, наконец, благоприятную минуту…
   …Чтобы закончить эти Записки, я прибавлю несколько слов об общем духе нации; некоторые писатели утверждали, что до царствования Петра I все русские вообще и каждый из них в частности были совершенно глупы и тупы, но это в полной мере ложно, и противное тому весьма легко доказать… Вообще у русских нет недостатка в уме. Заботы Петра I об образовании народа не простирались никогда на мещан и на крестьян, однако стоит только поговорить с человеком этого сословия, чтобы найти в нем здравый смысл и рассудительность, сколько нужно, но только в таких вещах, которые не касаются укоренившихся в нем с детства предрассудков относительно его родины и религии; он весьма способен понимать все, что ему ни предлагают, легко умеет находить средства для достижения своей цели и пользуется предоставляющимися случайностями с большой сметливостью. Наконец, можно с уверенностью сказать, что русские мещане или крестьяне выкажут во всех обстоятельствах более смышлености, чем сколько она обыкновенно встречается у людей того же сословия в прочих странах Европы. Но подобные исследования невозможно делать, не зная языка страны, и немногие иностранцы приняли на себя труд изучать его; от этого и возникли столь неосновательные рассказы об этом народе…

Тексты приведены по изданию:
Перевороты и войны. М., 1997.

   Примечания:
   [1] Петра I.
   [2] Ягужинский Павел Иванович (1683-1736) - граф (с 1731 г.), генерал-прокурор Сената с 1722 г., кабинет-министр с 1735 г.
   [3] Бутурлин Иван Иванович (1661-1738) - участник Северной войны, генерал-аншеф с 1721 г. В 1727 г. был сослан в деревню за участие в заговоре против А. Д. Меншикова.
   [4] Девьер Антон Мануилович (1682-1745) - по происхождению португалец, граф (с 1726 г.). Петербургский генерал-полицеймейстер с 1718 г., сенатор с 1726 г. В 1727 г. сослан в Тобольск, в 1742 г. возвращен в Петербург.
   [5] Толстой Петр Андреевич (1645-1729) - в 1702-1714 г. посол в Турции, с 1714 г. сенатор. В 1718 г. возглавлял следствие по делу царевича Алексея Петровича, в 1718-1726 гг. начальник Тайной канцелярии. С 1726 г. член Верховного тайного совета, в 1727 г. арестован и сослан в Соловки. Умер в ссылке.
   [6] Остерман Андрей Иванович (1686-1747) - уроженец Вестфалии, на русской службе с 1704 г. Барон (с 1721 г.), граф (с 1730 г.). С 1726 г. член Верховного тайного совета, с 1731 г. кабинет-министр. Руководитель внешней политики России. В 1742 г. приговорен к смертной казни, которая заменена ссылкой в Березов. Умер в ссылке.
   [7] Долгорукий Иван Алексеевич (1708-1739) - князь, обер-камергер Петра II. В 1730 г. сослан в Березов, позднее казнен.
   [8] Черкасский Алексей Михайлович (1680-1742) - князь, сибирский губернатор в 1719-1724 гг. С 1726 г. сенатор, в 1731-1741 гг. кабинет-министр.
   [9] Трубецкой Иван Юрьевич (1667-1750) - князь, с 1722 г. член Военной коллегии, генерал-губернатор в Киеве. С 1728 г. генерал-фельдмаршал, с 1731 г. сенатор.
   [10] Альбрехт, Людвиг фон (ум. 1741 или 1742) - в 1730 г. капитан гвардии, с 1734 г. майор лейб-гвардии Преображенского полка.
   [11] Фельдцейхмейстер - начальник артиллерии и инженерных войск.
   [12] Волынский Артемий Петрович (1689-1740) - астраханский губернатор в 1719-1722 гг., казанский губернатор в 1725-1730 гг. С 1736 г. обер-егермейстер, с 1738 г. кабинет-министр. В кругу друзей выражал недовольство правлением Анны Иоанновны, обсуждал проекты улучшения государственных дел. Был арестован и казнен по обвинению в заговоре и оскорблении величества; Еропкин Петр Михайлович (ум. 1740) - архитектор, главнокомандующий над строениями. Друг А. П. Волынского, вместе с которым арестован и казнен.
   [13] Ушаков Андрей Иванович (1672-1747) - граф (с 1744 г.). Сенатор в 1724-1727 и с 1730 г. С 1730 г. генерал-аншеф, в 1731-1746 гг. начальник Канцелярии тайных розыскных дел.
   [14] Анны Леопольдовны.
   [15] Головкин Михаил Гаврилович (1699-1755) - граф, сын Г. И. Головкина. С 1730 г. сенатор, в 1740-1741 гг. вице-канцлер. Приговорен к смертной казни, которая заменена ссылкой на Колыму. Умер в ссылке.
   [16] Гофмаршал - придворный чиновник, ведавший дворцовым хозяйством.
   [17] Левенвольде, Рейнгольд-Густав (1693-1758) - граф (с 1726 г.). С 1725 г. камергер, с 1730 г. обер-гофмаршал. В 1742 г. сослан в Соликамск, умер в ссылке.
   [18] Менгден, Карл-Людвиг фон - президент Коммерц-коллегии в 1740-1741 гг. В 1742 г. сослан в Нижнеколымск.
   [19] Темирязев Иван Назарьевич - действительный статский советник. В 1741 г. участвовал в планах провозглашения Анны Леопольдовны императрицей. В 1742 г. сослан в Тобольск, потом переведен в Мангазею. Освобожден в 1763 г.
   [20] Барятинский Иван Федорович (1687-1738) -князь, с 1726 г. генерал-майор. С 1730 г. сенатор, в 1735 г. московский генерал-губернатор.
   [21] Салтыков Семен Андреевич (1672-1742) - граф, генерал-лейтенант с 1727 г. Руководил арестом А. Д. Меншикова. С 1730 г. обер-гофмейстер, действительный тайный советник.
   [22] Голубая лента - знак ордена св. Андрея Первозванного, высшего ордена Российской империи.
   [23] Долгорукий Василий Владимирович (1667-1746) - князь, с 1728 г. генерал-фельдмаршал, член Верховного тайного совета. В 1730 г. сенатор и президент Военной коллегии. С 1731 г. в заключении, в 1741 г. освобожден.
   [24] Лесток, Жан-Арман (1692-1767) - граф (с 1744 г.), с 1725 г. лейб-медик цесаревны Елизаветы Петровны. С 1741 г. действительный тайный советник, в 1748 г. арестован и сослан в Углич. Оссвобожден в 1762 г.
   [25] Шетарди, Иоахим Жак де ла (1705-1758) - маркиз, французский посол в России в 1739-1742 и 1743 г.
   [26] Фурьер - унтер-офицер, ведавший заготовлением провизии, фуража и квартир для своей роты или эскадрона.
   [27] Бестужев-Рюмин Алексей Петрович (1693-1766) - граф (с 1742 г.), в 1740 г. действительный тайный советник и кабинет-министр. Вице-канцлер и сенатор с 1741 г., канцлер с 1744 г. В 1758 г. был арестован, в 1759 г. сослан в деревню. Оправдан и возвращен ко двору в 1762 г.