Гуманитарная кафедра

история России


хрестоматия для
10-х классов

    Эпоха петровских преобразований стала временем великого переворота в жизни России, сопровождавшегося тяжелыми испытаниями и острейшей борьбой. Все это нашло яркое отражение в описаниях современников, особенно дипломатов из состава иностранных посольств. Секретарь австрийского посольства И. Г. Корб побывал в Москве в 1698-1699 гг., когда европейские державы усиленно стремились привлечь Россию к союзу для отражения турецкой агрессии. Он стал первым из иностранных авторов, описавших правление Петра I. Ему довелось быть свидетелем последнего стрелецкого бунта, встречаться с приближенными Петра, не раз он видел царя и пировал с ним за одним столом. Наблюдения очевидца, отразившие личность молодого царя, быт и нравы московского двора, ход реформ и их восприятие в русском обществе, представляют большую ценность.
   Свой дневник Корб издал уже в 1701 г. вскоре после возвращения в Вену. Иностранные читатели положительно оценивали достоверность его сочинения, зато у русской дипломатии его появление вызвало крайне болезненную реакцию, что объяснялось хронологическим совпадением с разгромом русских войск под Нарвой. В XIX в. сочинение Корба было переведено на многие европейские языки, а полный русский перевод появился в 1863 г. Корба привлекало стремление русского государя к западноевропейской культуре, но в то же время он не закрывал глаза на деспотизм и жестокость Петра. Возможно, поэтому нарисованный им портрет царя получился живым и убедительным.
   Чарльз Витворт, британский чрезвычайный посол в России в 1705-1710 гг., застал уже иную эпоху, что наглядно отразилось в его сочинении "О России, какой она была в 1710 году". Хотя оно представляет собой, в сущности, официальный доклад, предназначенный для британского правительства, однако является, вместе с тем, самостоятельным и оригинальным произведением. В основу этого труда легли как собственные наблюдения дипломата, так и собранные им различные письменные и устные источники. Автор стремился дать обобщенное представление о стране и самых существенных сторонах ее жизни. Ч. Витворт обладал несомненными литературными способностями, его язык правилен и лаконичен.
   Поскольку сочинение Витворта не предназначалось для печати, его первые издания вышли в свет лишь во второй половине XVIII в., и оно не переводилось на другие языки. На русском языке в XIX в. были опубликованы только донесения дипломата, адресованные им британскому министру иностранных дел и королевским статс-секретарям. Однако в своем сочинении Витворт почти не дублирует сведений, ранее изложенных им в донесениях. Исключение составляют разве что характеристики Петра и других виднейших деятелей России. Значение труда английского дипломата определяют продолжительность активных наблюдений над российской действительностью, тесное общение с широким кругом информированных лиц, а также высокий профессионализм и добросовестность автора, его широта взглядов и способность к обобщению получаемых сведений.
   
   Вопросы:
   1. Какими чертами описывал Корб личность царя Петра?
   2. Как оценивал Корб розыски и казни, проводившиеся после подавления стрелецкого бунта?
   3. Почему, на ваш взгляд, так различаются мнения Корба о царе и о его подданных?
   4. Какими виделись Корбу возможные результаты преобразований Петра?
   5. Как характеризовал Витворт социальную структуру в России начала XVIII в.?
   6. Каково отношение Витворта к личности Петра Великого и его деяниям?
   7. Какими представляются вам "птенцы гнезда Петрова" в описании Витворта?

    Июнь
   20. Ночью происходило совещание бояр о средствах к усмирению мятежа стрельцов…
   23. Пришла весть о том, что возмутившиеся приближаются к столице государства Московского; главный воевода Шеин[1] и генерал Гордон[2] с 6 тысячами конницы и 2 тысячами пехоты отправились против них…
   29. Пришло радостное известие о поражении мятежников под Воскресенским монастырем, обыкновенно называемым Иерусалим…
   
   Сентябрь
   …4. Его царское величество с двумя своими уполномоченными генералом Лефортом[3] и Федором Алексеевичем Головиным[4], а также с некоторыми другими приближенными вечером прибыл в Москву… По прибытии сюда государь не поехал в свой замок, Кремль, обширнейшее пребывание царей, но, посетив с княжескою вежливостью некоторые дома тех, которых отличил перед прочими многими знаками своей милости, поспешил в Преображенское соснуть и отдохнуть среди своих солдат в кирпичном доме.
   5. Между тем весть о прибытии царя облетела город. Бояре и московская знать во время, назначенное для представления, поспешно явились туда, где отдыхал царь. Стечение поздравляющих было большое, ибо каждый своей поспешностью хотел показать государю, что пребыл ему верным… Всех тех, которые, по здешнему обычаю, для изъявления почтения падали перед государем ниц, он ласково и поспешно поднимал и целовал их, как самых коротких своих друзей. Ежели москвитяне могут забыть ту обиду, которая наносилась ножницами, тут же без разбора направленными на их бороды, то они могли бы поистине сей день причислить к счастливейшим в своей жизни. Воевода князь Алексей Семенович Шеин первый пожертвовал своей длинной бородой, подставив ее под ножницы… Сохранили свои бороды только патриарх, святостью своего сана, князь Михаил Алегукович Черкасский[5], уважением к его преклонным летам, и Тихон Никитич Стрешнев[6], почетной должностью царского оберегателя. Все прочие должны были преклониться перед иностранными нравами, когда ножницы уничтожали старинный их обычай. Рассказывая об иностранных государях, которых он посещал за границей, царь с особенной похвалой отозвался о польском короле[7]. "Все вы вместе и каждый из вас отдельно (так сказал он предстоявшим перед ним боярам и вельможам) для меня не стоите его одного, не потому, что он государь и, следовательно, стоит выше вас, но я уважаю его за то, что он нередко привлекает к себе сердца частных людей". Такое влияние оставило по себе на царя свободное обхождение друг с другом во время трехдневного свидания его с королем. Он обменялся с последним саблями и теперь имел при себе саблю польского короля…
   6. Царь сделал ученье своим полкам и убедился, что многого еще недостает этим толпам, чтобы можно было их назвать воинами. Он лично показывал им, как нужно делать движения и обороты наклонением своего тела, какую нестройные толпы должны иметь выправку; наконец, соскучившись видом этого скопища необученных, отправился в сопровождении бояр на пирушку, которую по желанию его устроил Лефорт. Пированье длилось до позднего вечера, сопровождаясь веселыми кликами при заздравных чашах и пальбой из орудий. Пользуясь тишиной ночи, государь с немногими из близких к себе отправился в Кремль, повидаться с царевичем[8], сыном своим, весьма милым ребенком. Дав волю своему родительскому чувству и осыпая сына ласками, три раза поцеловал его; затем, избегая встречи с женой[9], которая давно уже ему опротивела, он возвратился в свой преображенский кирпичный дом…
   …14. Еще не кончился обед, как его царское величество после весьма оживленного спора с воеводой Шеиным вышел в ярости из-за стола. Сначала никто не знал причины удаления государя, но потом оказалось, что он справлялся у солдат, сколько наделал Шеин полковников и прочих офицеров не по заслугам, а за одни лишь деньги. Спустя несколько времени он вернулся и, в страшном гневе, перед глазами воеводы Шеина ударил обнаженным мечом по столу и вскричал: "Так истреблю я твой полк!" В справедливом негодовании царь подошел затем к князю Ромодановскому[10] и к думному дьяку Никите Моисеевичу[11]; заметив, что, однако, они оправдывают воеводу, до того разгорячился, что, махая обнаженным мечом во все стороны, привел тут всех пирующих в ужас. Князь Ромодановский был легко ранен в палец, другой в голову, а Никита Моисеевич, желая отвратить от себя удар царского меча, поранил себе руку. Воеводе готовился было далеко опаснее удар, и он, без сомнения, пал бы от царской десницы, обливаясь своей кровью, если бы только генерал Лефорт (которому одному лишь это дозволялось) не сжал его в объятиях и тем не отклонил руки от удара. Царь, возмущенный тем, что нашелся смельчак, дерзнувший предупредить последствия его справедливого гнева, напрягал все усилия вырваться из рук Лефорта и, освободившись, крепко хватил его по спине. Наконец, один только человек, пользовавшийся наибольшей любовью царя перед всеми москвитянами, сумел поправить это дело. Говорят, что этот человек достиг настоящего завидного своего положения, происходя из самого низкого сословия[12]. Он так успел смягчить сердце царя, что тот воздержался от убийства, а ограничился одними только угрозами…
   
   Октябрь
   …5. Мятежники упорно молчат, почему их подвергают неслыханным пыткам: жестоко избитых кнутами жарят на огне, затем вновь начинают сечь, после чего опять тащат к огню… Царь до того не доверяет боярам и так убежден в том, что они ничего не в состоянии сделать добросовестно, что опасается допустить их хотя малейше до участия в производстве настоящего следствия. Поэтому он сам составляет вопросы, сам допрашивает преступников, вымогает у них признание, тех же, которые продолжают молчать, велит пытать на дыбе. Потому-то в Преображенском (где производится этот жесточайший допрос) ежедневно пылает более тридцати костров…
   …7. Сегодня, по царскому указу, все те лица, которых воевода Шеин произвел за деньги в разные чины, лишены оных.
   Весть о жестокости ежедневно производимых пыток дошла до патриарха[13]. Он нашел, что обязанность его требует убедить разгневанного монарха смягчиться… Но притворная обрядовая набожность не могла иметь влияния на точные взгляды правосудия, коими царь измерял великость такого преступления; ибо теперь было такое время, что для блага всей Московии не набожность, но жестокость нужна была… Поэтому слова, коими поразил царь патриарха в ответ на его убеждения, не были недостойны его величия: "Зачем пришел ты сюда с иконой? И по какому долгу своего звания ты сюда явился? Убирайся отсюда живее и отнеси икону туда, где должно ее хранить с подобающей ей честью! Знай, что я чту бога и почитаю пресвятую богородицу, быть может, более, чем ты. Но мой верховный сан и долг перед богом повелевают мне охранять народ и карать в глазах всех злодеяния, клонящиеся к его погибели"…
   
   Февраль[14]
   13. День ужасный, так как сегодня казнено двести человек. Этот день несомненно должен быть отмечен черной краской. Все были обезглавлены топором. На пространной площади, прилегающей к Кремлю, были приготовлены плахи, на которые осужденные должны были класть головы. Я измерил шагами длину плах и нашел, что ширина вдвое их длины. Его царское величество с известным Александром[15], общество которого он наиболее любит, приехал туда в карете и, проехав через ужасную площадь, остановился неподалеку от нее, на том месте, где тридцать осужденных поплатились головой за свой преступный заговор. Между тем злополучная толпа осужденных наполнила вышеозначенную площадь. Тогда царь пошел туда, для того чтобы при нем были казнены те, которые в отсутствие его составили святотатственный замысел на столь беззаконное преступление. Между тем писарь, становясь в разных местах площади на лавку, которую подставлял ему солдат, читал во всеуслышание собравшемуся народу приговор на мятежников, чтобы придать большую известность безмерности их преступления и справедливости определенной им за оное казни. Народ молчал, и палач начал трагедию…
   По окончании расправы его царское величество изволил ужинать у генерала Гордона, но был невесел и очень распространялся о злобе и упрямстве преступников, с негодованием рассказывая генералу Гордону и присутствовавшим московским вельможам о закоренелости одного из осужденных, который в минуту, как лечь на плаху, осмелился сказать царю, стоявшему, вероятно, слишком близко к плахе: "Посторонись, государь! Это я должен здесь лечь"…
   
   Главные события из внутреннего быта москвитян
   …Царь щедро одарен от природы: обладая доблестными качествами души, он управляет столь умно, что хорошая о нем слава сделала его имя известным почти всему свету… Стройный, отличавшийся высоким ростом и прекрасным телосложением, Петр еще в юношестве с живым сложением соединял разум выше своих лет. С этими свойствами он возбуждал всеобщее внимание и привлекал к себе сердца…Петр, гордый сознанием своей силы, презирает смерть и всякие опасности, которые, однако, у других людей отнимают всю бодрость духа. Не раз царь Петр являлся один среди государственных преступников и заговорщиков на его жизнь; злодеи дрожали при виде его величества либо по причине важности задуманного ими преступления, либо от страха, что их измена уже открыта, и также от сознания своей вины. Государь сам брал злоумышленников и отводил их связанными под стражу, чтобы это зло более не распространялось…
   …Царь заботится о том, чтобы распространить образование в Московии, столь упорно чуждавшейся оного в продолжение многих столетий. Между прочим, заботы государя об образовании своих подданных видны уже из того, что способнейшие сыновья знатных особ отправлены им в разные европейские страны: в Германию, Италию, Англию и Голландию, чтобы, имея сношение с просвещеннейшими народами, изучив науки и разные художества и возвратясь затем на родину, эти люди были украшением Московии и в следующих поколениях возбуждали охоту следовать их хорошему примеру. Когда царь несколько лет тому назад изъяснил было боярам, что он ввиду именно этих соображений посылал молодежь за границу, все хвалили благоразумие государя, но вместе с тем же обнаружили свое мнение, что такое благо желать только можно, но едва ли можно надеяться на успех. Они говорили: "Москвитяне к подобным занятиям неспособны, и потому расходы на сей предмет окажутся совершенно бесполезными. Вы только изнурите понапрасну и себя и своих подданных". Такого рода мнения, достойные лишь гордого невежества тех, которые их подавали, взволновали царя. Ночная тень и мрак - стихия московских бояр; ежели же кто вызовет их оттуда на божий свет, то он только озарит позорное безобразие. "По вашему мнению, - сказал им царь, - мы родимся одаренными от природы менее счастливо, чем другие народы; бог, по вашему суждению, дал нам душу ни к чему неспособную? Между тем как у нас такие же руки, глаза и телесные способности, как и у людей других народов, которым даны они для развития ума, почему же мы только выродки человеческого рода и должны иметь ум неразвитый? Почему же мы только одни недостойны науки, облагораживающей всех прочих людей? Нет, такой же ум и у нас, мы так же будем успевать, как и другие, ежели только захотим. Всем людям природа одинаково дала начала и семена добродетелей, всем предназначено ими пользоваться, и как только кто возбудит в людях эти добродетели, то все хорошие качества души вполне пробуждаются".
   Всего доброго можно ждать от такого государя. Москвитяне должны гордиться своим счастьем…
   …Войска московских царей страшны только для одних татар. По моему мнению, своими успехами в войне с Польшей или Швецией русские обязаны не своему мужеству, но какому-то паническому страху и несчастию побежденных народов. Московские цари легко могут вывести против неприятеля тысячи людей; но это только беспорядочные толпы, слабые уже вследствие своей громадности, и, даже выиграв сражение, толпы эти едва могут удержать за собой победу над неприятелем; но ежели бы в московских войсках мужество, храбрость и знание военного искусства были соразмерны их численности, силе физической и способности переносить труды, то они были бы опасны соседним народам. Впрочем, русские, по слабоумию и привычке к рабству, не способны ни задумать что-нибудь великое, ни стремиться к чему-либо достославному… Хотя москвитяне иногда отличались мужественной защитой своих городов от сильных войск неприятельских, но, выведенные в поле в бой с поляками и шведами, они, большей частью, были разбиваемы и несли великие поражения.
   Москвитяне нуждаются и теперь… в регулярном войске, составленном из старых, выученных солдат. Войско это должно состоять из однородных людей, одинаково вооруженных и с одинаковыми знаменами. Солдаты его должны находиться в строгой подчиненности у своих начальников, знать свое место в строю, понимать приказания и уметь не хуже офицеров двигаться вперед, делать обходы, бросаться на неприятеля, построившись в угол, и переменять построения…
   …Весь московский народ более подвержен рабству, чем пользуется свободой; все москвитяне, какого бы они ни были звания, без малейшего уважения к их личности находятся под гнетом жесточайшего рабства. Те из них, которые занимают почетное место в Тайном совете и, имея величавое название вельможи, справедливо присваивают себе первое в государстве достоинство, самой знатностью своей являют еще в более ярком свете свое рабское состояние: они носят золотые цепи, тем тягостнейшие, чем большей пышностью ослепляют глаза; самый даже блеск этих холопов упрекает их в низости судьбы… Нужно себя называть холопом или подлейшим, презреннейшим рабом великого князя и все свое имущество, движимое и недвижимое, считать не своим, но государевым. Царь московский превосходный выразитель такого понятия: он своим отечеством и его гражданами так пользуется, что его самодержавие, никакими пределами, никакими законами не ограниченное, ясно сказывается, например, в полном распоряжении имениями частных лиц, как будто бы природа все это для него одного только и создала. При таких понятиях москвитян пусть царь угнетает людей, созданных для рабства, да покоряются они своей судьбе, что кому до того!
   Так как москвитяне чужды всякого научного образования, то они не могут иметь тех достоинств, которые облагораживают человека: у немногих из них более мягкие нравы или даже только подражание смягченным обычаям… Государь имеет полную власть над их имением, личностью и жизнью. Сами турки не изъявляют с более отвратительной покорностью принижения своего перед скипетром своих Оттоманов. Русские по себе судят также и о других народах, а потому иностранцев, прибывших в Московию случайно или нарочно, подвергают тому же игу и принуждают их быть рабами своего государя. А ежели кто из них уйдет и его поймают, то его наказывают, как беглого. Вельможи, хотя они сами рабы, с невыносимой гордостью обращаются с низшими и простолюдинами, которых обыкновенно, из презрения к ним, зовут черным народом и христианами. Знатность же этих бояр внушает простонародью чрезвычайную боязнь.
   Так как москвитяне лишены всяких хороших правил, то, по их мнению, обман служит доказательством большого ума. Лжи, обнаруженного плутовства они вовсе не стыдятся. До такой степени чужды этой стране семена истинной добродетели, что сам даже порок славится у них как достоинство. Но не думайте, однако, что я желаю внушить вам то убеждение, что все жители этого царства, по их невежеству и гордости, имеют такое понятие о добродетели… К числу этих невежд не принадлежат люди, образовавшиеся государственными или деловыми занятиями, равно как и те, которым недавнее путешествие показало, что не в одной только Московии светит солнце…
   …Царь введением в Московию разных искусств и знаний старается сообщить лучший вид своему государству, и если успех увенчает его умные расположения, то скоро эти кучи бедных хижин, приняв вид прекрасной страны, сделаются предметом удивления. Прекрасная будущность, если только несправедливость судьбы или отложение покоренных народов не уничтожат великих намерений монарха…

   …Московиты делятся на три степени: знать, называемую князьями; помещиков, называемых дворянами, и крестьян.
   Князья, или герцоги, некогда были главами маленьких государств, на которые была поделена эта страна, но со временем все они были подчинены князьями владимирскими, перенесшими свою резиденцию в Москву и принявшими титул великого князя. Потомки этих фамилий до сих пор сохраняют свой древний титул, и некоторые поляки, переехавшие сюда, выдвинувшись, присвоили себе такое же достоинство под тем предлогом, что они ведут свой род от воевод. Этот титул ценится по-разному, в зависимости от доходов или занятий носящего его лица. Те герцоги, которые приспособились к условиям и получили поместья в обмен на свою незначительную независимость, до сих пор живут с некоторой пышностью; другие поднялись снова благодаря своей гражданской или военной службе, тогда как остальные доведены до полной нищеты и ничтожества. Два года тому назад в драгунском полку князя Меншикова около трехсот князей были простыми солдатами[16]. С целью устранить путаницу с этим титулом, царь с начала своей деятельности стал вводить некоторые изменения. Император пожаловал титул графа покойному первому министру царя Головину и генералу Гордону; Александр Меншиков, фаворит царя, получил титул князя Империи четыре года тому назад. Но так как амбиции царя растут вместе с его успехами, он задумал ввести собственные почетные титулы и вскоре после этого сделал князя Меншикова герцогом Ингрийским. Когда господин Головкин[17], нынешний первый министр царя и великий канцлер, был пожалован титулом графа от императора, то вскоре он получил тот же титул и от царя, который с тех пор пожаловал графскими титулами [также] великого адмирала Апраксина[18] и лорда хранителя печати Зотова, вовсе не обращаясь к имперскому двору, и намеревается постепенно ввести титулы баронов и рыцарей. Он уже учредил рыцарский орден в честь св. Андрея, кавалеры которого носят голубую ленту и звезду в подражание ордену Подвязки.
   Дворяне - это сельские помещики, большинство из которых держит свои земли рыцарской службой; они обязаны являться на войну верхом. Раньше было достаточно послать хорошо вооруженного конного человека, но нынешний царь заставляет дворян самих или их сыновей служить лично, если они не могут откупиться достаточно крупной суммой у его министров. Когда дворяне находятся в армии, им не разрешается иметь слугу, хотя они могут быть хозяевами нескольких сот крестьян, и должны сами выполнять все обязанности простых солдат. Но самое большое унижение для них то, что те из их крестьян, которые хотят завербоваться в армию волонтерами, немедленно объявляются свободными и на равном положении со своими хозяевами[19], хотя вопрос чести еще не настолько признан, чтобы дать много примеров такого рода. Те дворяне, что живут в своих поместьях и находятся далеко от Москвы, пользуются большой свободой и держатся очень высокомерно, хотя перед офицерами и высшей знатью они смиренны и заискивают…
   …Крестьяне - настоящие невольники, подчиненные деспотичной власти своих господ, их можно передавать с их личным имуществом. Ничего они не могут назвать своим собственным, и это делает их очень ленивыми. И когда исполнено задание хозяев и запасено немного хлеба и дров на год, они считают главное дело своей жизни выполненным, а остальное время бездельничают или спят. И все же они довольны жизнью: пара глиняных горшков, деревянная миска, деревянная ложка и нож составляют всю их домашнюю утварь. Они пьют воду, едят овсяную кашу, хлеб, соль, грибы и коренья, по праздникам немного рыбы или молока, если это не пост, но мясо очень редко. Так простой обычай в них посрамляет притворную суровость философии и ложное благочестие и прекрасно готовит их к тяготам войны, что, будучи привычным их образу жизни, безусловно получит сильное развитие в народе, который не задумываясь идет на смерть и мучения и обладает таким пассивным мужеством, как ни одна другая нация в мире…
   …Правление является абсолютным до последней степени, не ограничено никаким законом или обычаем и зависит лишь от прихотей монарха, которые определяют жизнь и судьбу всех подданных. Обычное приветствие высшей знати царю: "Я твой раб, возьми мою голову"[20]. Однако те, кто служит, имеют свою долю деспотичной власти, их действия не подлежат обжалованию, все совершается от имени царя, которым они часто злоупотребляют для удовлетворения своей алчности, жажды мести или других низких страстей.
   Для соблюдения правовых норм между частными лицами у них есть писаные законы[21] и прецеденты, которым московиты обычно следуют, хотя без всякой обязательности, а их методы достаточно просты и коротки; если бы еще их судьи могли устоять перед соблазном взятки, что редко случается в этой стране…
   …В 1710 году царь осуществил новый проект, который со временем может привести к большим изменениям: разделил империю на 8 губерний.
   Москва со всеми принадлежащими ей областями отдана г-ну Стрешневу, главе военного ведомства.
   Архангельск - князю Голицыну[22], бывшему посланнику в Вене.
   Азов и Дон - графу Апраксину, великому адмиралу.
   Казань и Астрахань - генерал-лейтенанту Апраксину[23], его брату.
   Киев и Украина - генерал-лейтенанту Голицыну[24], который был военным комиссаром войск московитов в Саксонии.
   Сибирь - князю Гагарину[25].
   Ливония, Ингрия, Псков и Новгород - князю Меншикову, фавориту.
   Смоленск - господину Салтыкову[26].
   Воронеж и верфи должны быть отдельной маленькой губернией, что царь сохраняет в тайне[27].
   Эти губернаторы распоряжаются всеми делами - военными и гражданскими, получают доходы, оплачивают все расходы в своих нескольких провинциях и ежегодно посылают определенную сумму в большую казну, свободно от всех обложений; они имеют абсолютную власть во всем, помимо того, что касается регулярных войск, которые никогда не должны быть ни под их руководством, ни оплачиваться ими. Хотя они квартируют на подвластных тому или иному губернатору территориях, но должны получать приказы непосредственно от царя и его генералов[28].
   Нынешнему царю тридцать восьмой год; государь красив, крепкого телосложения и здоровья, но которое в последнее время сильно подорвано вследствие нерегулярного образа жизни и переутомления. Он был подвержен сильным конвульсиям, причиной которых, как говорят, стал яд, подсыпанный ему в юности по приказанию его сестры Софьи[29]; из-за этого он не любил, чтобы на него смотрели, но в последнее время почти избавился от конвульсий. Он чрезвычайно любознателен и трудолюбив и за 10 лет усовершенствовал свою империю больше, чем любой другой смог бы сделать в десятикратно больший срок, и что еще более удивительно - сделал это без какой бы то ни было иностранной помощи, вопреки желанию своего народа, духовенства и главных министров, одной лишь силою своего гения, наблюдательности и собственного примера. Он прошел все ступени должностей в армии - от барабанщика до генерал-лейтенанта, на флоте - от рядового матроса до контр-адмирала, а на своих верфях - от простого плотника до корабельного мастера. Дальнейшие подробности, хотя они и были бы интересны, заняли бы здесь слишком много места. Царь имеет добрый нрав, но очень горяч, правда, мало-помалу научился сдерживать себя, если только вино не подогревает его природной вспыльчивости. Он, безусловно, честолюбив, хотя внешне очень скромен; недоверчив к людям, не слишком щепетилен в своих обязательствах и благодарности; жесток при вспышках гнева, нерешителен по размышлении; не кровожаден, но своим характером и расходами близок к крайности. Он любит своих солдат, сведущ в навигации, кораблестроении, фортификации и пиротехнике. Он довольно бегло говорит на голландском, который становится теперь языком двора. Царь живет очень скромно. Будучи в Москве, никогда не располагается во дворце, а поселяется в маленьком деревянном доме, построенном для него в окрестностях [столицы] как полковника его гвардии. Он не держит ни двора, ни выезда, ни чего-либо иного, отличающего его от обычного офицера, кроме тех случаев, когда появляется на публичных торжествах…
   …Фаворит царя Александр Меншиков - очень низкого происхождения. Мальчиком он случайно повстречался царю на улице и за какие-то удачные ответы был определен в число придворных царя. Начиная с этого шага Меншиков постепенно вырос в самую могущественную некоронованную особу в Европе; его основным достоинством было усердие и расторопность. Кое-кто полагал, что близость царя и фаворита походила скорее на любовь, чем на дружбу, они часто ссорились и постоянно мирились, хотя любой из этих случаев мог оказаться фатальным, до чего порой бывало недалеко. Меншиков не обладает выдающейся внешностью, он малообразован, так как царь никогда не позволял ему учиться читать и писать, а чересчур стремительное возвышение не оставляло ему времени для наблюдений и приобретения жизненного опыта. От имени царя он пользуется неограниченной властью во всех делах, свои личные страсти ставит выше любых интересов, чем часто противоречит приказам царя, и если доходит до разногласий, обычно старается скрыть предмет спора от своего повелителя. Меншикова не любит простой народ, а еще менее старая знать и высшие офицеры, которые открыто составляют против него заговор, возглавляемый великим адмиралом Апраксиным. Меншиков стал князем Империи в 1706 году, герцогом Ингрийским - в 1707 и фельдмаршалом в 1709. Он лютый враг фельдмаршала Шереметева[30] и часто ставил того на грань падения. Он создал себе двор, как у мелких германских князей, состоящий из гофмейстеров, гоф-маршалов, секретарей и т. п., по большей части иностранцев.
   Господин Головкин - из древнего рода, он был верховным комнатным и после смерти графа Головина назначен канцлером империи, каковой высокий пост он скромно отклонял в продолжение нескольких месяцев. Это джентльмен, наделенный здравым смыслом, весьма благочестивый и вообще человек чести. Никто не жаловался на его жестокость или несправедливость, хотя некоторые полагают, что он недостаточно решительно выступает против этих качеств в других людях. Он получил титулы графа Римской империи и России три года тому назад.
   Господин Шафиров[31] невысокого происхождения, его дед был из евреев, вывезенных из Польши в одну из прежних войн с нею; отец Шафирова был крещен, и сам он исповедует русскую религию. В 1705 г. он служил личным секретарем графа Головина, которому был совершенно необходим благодаря своему прилежанию и знанию голландского языка. После смерти графа он был назначен секретарем Посольского приказа, а в 1709 году - вице-канцлером при графе Головкине. Все внешние дела непременно проходят через его руки. У него больше опыта, нежели природных способностей. Он пользуется репутацией человека, ведущего дела вполне честно, но быстрое продвижение по службе сделало его высокомерным и, говорят, личные интересы не всегда позволяют ему разобраться в существе дела.
   Князь Долгорукий[32], который несколько лет тому назад был послом царя в Польше, часто присоединяется к двоим вышеназванным господам для консультаций по внешним делам, но исполнительная часть полностью лежит на них. Этот человек обладает здравым смыслом, хорошими манерами, скромен и честен.
   Господин Апраксин - из хорошего рода, его предки были стольниками. Старая вдовствующая императрица, мать старшего брата царя, - его сестра[33]. Благодаря этому союзу он попал ко двору и оказался в милости, а вскоре продвинулся с помощью своего живого ума и сознания, не отягощенного никакими угрызениями совести, которые могли бы помешать его карьере. В продолжение многих лет он был комиссаром Адмиралтейства, а после смерти графа Головина произведен в адмиралы. В 1709 году он был назначен губернатором Ингрии в отсутствие князя Меншикова и имел счастье видеть, как солдаты шведской армии под командованием генерала Любеккера забивали своих коней и по необъяснимой причине ретировались из этой провинции[34]. Эта неудача [Любеккера] обернулась его [Апраксина] собственной заслугой и повысила его репутацию в глазах государя. Апраксин очень мстителен и не чурается подарков; он открыто выступает против фаворита, и его очень ценят при дворе, но невоздержанность к напиткам в обществе царя порой служит для него источником неприятностей.
   Фельдмаршал Шереметев - из очень древнего рода, известного тем, что давал удачливых генералов в войнах против татар. На его долю также выпал успех в последней турецкой войне. Во время своего путешествия в Италию Шереметев провел операцию на мальтийских галерах и был удостоен креста этого ордена[35]. Он самый благовоспитанный человек в этой стране и много вынес из своих путешествий; у него блестящий выезд и он сам ведет блестящий образ жизни; его чрезвычайно любят солдаты и почти обожает народ. Шереметев бодр в свои шестьдесят с лишним лет, имеет хороший характер, честен и как никто другой обладает личной храбростью, но недостаточно опытен в действиях против регулярных войск. Он часто подвергается преследованиям фаворита и не раз просил об отставке, однако неизменно получал отказ…
   …В Петербурге есть маленькая верфь, где строятся всевозможные шлюпки и малые суда и ремонтируются некоторые фрегаты. Это любимый город и порт царя, построенный на двух маленьких островах реки Невы, которая там достаточно широка и глубока, чтобы 60-пушечные корабли могли подходить прямо к стенам крепости. Основание этому новому городу было положено вскоре после взятия Ниеншанца, который царь разрушил. Царь надеется, что новый город когда-нибудь сможет стать вторым Амстердамом или второй Венецией. Чтобы заселить его, знати было приказано переехать туда из самой старой части страны, хотя трудности и были немалыми, поскольку климат [в Петербурге] слишком холодный и почва слишком болотистая, чтобы обеспечить необходимое для жизни, и все это привозят из соседних областей. Однако царь очарован своим новым творением и скорее готов был бы потерять лучшую из своих провинций, нежели этот бесплодный уголок.
   Крепость[36] строится на отдельном острове, с хорошими каменными бастионами на свайном фундаменте, но размеры ее слишком малы, чтобы обеспечить удовлетворительную оборону в случае нападения. Осенние наводнения причиняют много неудобств, иногда ночью вода неожиданно поднимается до вторых этажей, так что скот часто уносит, а жители едва спасаются на верхних этажах своих домов. По этой причине они не могут устроить складов либо погребов; землю также нельзя копать, поскольку на глубине двух футов выступает вода. Река редко или никогда не очищается ото льда раньше середины мая, и корабли не могут находиться в море позднее конца сентября, не подвергаясь большой опасности…

Тексты приведены по изданиям:
Рождение империи. М., 1997;
О России в начале XVIII века: Сочинение Ч. Уитворта. Л., 1989.

   Примечания:
   [1] Шеин Алексей Семенович (ум. 1700) - боярин, генералиссимус. Главнокомандующий в Азовских походах, с 1697 г. руководил Пушкарским, Иноземским и Рейтарским приказами.
   [2] Гордон Патрик (1635-1699) - генерал-лейтенант, из шотландского дворянского рода, с 1661 г. на русской службе. Участвовал в Крымских походах 1687 и 1689 гг., во втором Азовском походе руководил осадными работами.
   [3] Лефорт Франц (1656-1699) - генерал-адмирал, сын швейцарского торговца. В 1675 г. приехал в Россию, был принят в армию с чином капитана. В 1690 г. познакомился с царем Петром, который сделал его генерал-майором. Официально возглавлял Великое посольство в 1698 г.
   [4] Головин Федор Алексеевич (1650-1706) - боярин, граф (с 1701 г.), адмирал, генерал-фельдмаршал. В 1689 г. возглавлял русское посольство при подписании Нерчинского договора с Китаем. В составе Великого посольства вел переговоры о найме иностранных специалистов и обучении русских за рубежом. С 1700 г. возглавлял Посольский приказ.
   [5] Черкасский Михаил Алегукович (ум. 1721) - князь, боярин (с 1677 г.), в 1696 г. был назначен Петром I на должность генералиссимуса, но из-за болезни вынужден был отказаться от назначения. Управлял Москвой в отсутствие царя.
   [6] Стрешнев Тихон Никитич (ум. 1719) - боярин (с 1688 г.), сенатор (с 1711 г.), с 1701 г. начальник Приказа военных дел и Разрядного приказа. Московский губернатор в 1708 г., с 1711 г. тайный советник.
   [7] Август II Сильный (1670-1733) - курфюрст саксонский с 1694 г., король польский в 1697-1706 и с 1709 г. Избран на польский престол после смерти короля Яна III Собеского. Участвовал в Северной войне против Швеции в союзе с Россией.
   [8] Алексей Петрович (1690-1718) - сын Петра от первого брака с Е. Ф. Лопухиной. Отрицательно относился к отцу и его методам управления государством, в 1716 г. бежал за границу. По возвращении в Россию арестован, судим и приговорен к смертной казни. Умер в тюрьме.
   [9] Евдокия Федоровна Лопухина (1669-1731) - первая жена Петра в 1689-1698 гг. По возвращении царя из-за границы была насильно пострижена в монахини.
   [10] Ромодановский Федор Юрьевич (1640-1717) - князь-кесарь, с 1686 г. возглавлял Преображенский приказ. Во время Азовских походов и Великого посольства находился в Москве, управляя государством во главе боярской комиссии.
   [11] Зотов Никита Моисеевич (1645-1718) - думный дьяк (с 1681 г.), граф (с 1710 г.), с 1699 г. думный дворянин и печатник. С 1701 г. ближний советник и генерал-президент Ближней канцелярии царя.
   [12] Судя по всему, имеется в виду А. Д. Меншиков (1672-1729) - светлейший князь Ижорский (с 1707 г.), генералиссимус. Происходил из крестьян. Стал денщиком юного Петра, а впоследствии - и его ближайшим другом. С 1703 г. губернатор Санкт-Петербурга, участвовал в битве у Лесной и в Полтавском сражении. С 1718 г. сенатор и глава Военной коллегии.
   [13] Адриан (1627-1700) - патриарх московский и всея Руси с 1690 г.
   [14] 1699 г.
   [15] Меншиковым.
   [16] В 1699-1701 гг. из дворян было сформировано 12 драгунских полков.
   [17] Головкин Гавриил Иванович (1660-1734) - начальник посольской канцелярии (с 1706 г.), затем глава Посольского приказа, канцлер с 1709 г., граф (с 1710 г.), президент коллегии иностранных дел с 1718 г., сенатор, член Верховного тайного совета в 1726-1730 гг.
   [18] Апраксин Федор Матвеевич (1661-1728) - архангельский воевода в 1693-1696 гг., глава Адмиралтейского приказа с 1700 г., генерал-адмирал с 1708 г., граф (с 1710 г.), президент Адмиралтейств-коллегии с 1718 г., член Верховного тайного совета с 1726 г.
   [19] Имеется в виду комплектование полков регулярной армии на рубеже XVII-XVIII вв. из "даточных" и "вольницы". В полки записывались добровольцы, в том числе крестьяне, получавшие таким путем свободу от крепостной зависимости. Крестьяне могли определяться в армию без ведома помещиков.
   [20] Т. е. вероятно: "Холоп твой челом бьет…"
   [21] Соборное Уложение 1649 г., новоуказные статьи второй половины XVII в. и многочисленные петровские указы.
   [22] Голицын Петр Алексеевич (1660-1722) - князь, русский дипломат в Вене, архангельский губернатор с 1708 г., сенатор с 1711 г.
   [23] Апраксин Петр Матвеевич (1659-1728) - астраханский воевода с 1705 г., казанский губернатор в 1708-1713 гг., действительный статский советник, сенатор с 1717 г., граф (с 1722 г.), президент Юстиц-коллегии с 1722 г. Чина генерал-лейтенанта не имел.
   [24] Голицын Дмитрий Михайлович (1665-1737) - князь, киевский губернатор в 1708-1721 гг. Президент Камер-коллегии, сенатор с 1718 г. Член Верховного тайного совета в 1726-1730 гг.
   [25] Гагарин Матвей Петрович - князь, нерчинский воевода в 1693-1695 гг., глава Сибирского приказа с 1706 г., сибирский губернатор в 1708-1719 гг. В 1721 г. казнен за злоупотребления.
   [26] Салтыков Петр Самойлович - боярин с 1691 г., смоленский воевода с 1697 г., смоленский губернатор в 1708-1713 гг., казанский губернатор с 1713 г.
   [27] К корабельному делу в Воронеже было приписано 25 городов, не относящихся к губерниям.
   [28] Раскладка полков по губерниям была произведена в 1711 г. Губернаторы были обязаны изыскивать средства на содержание армии.
   [29] Версия о попытке отравления Петра по приказу Софьи была популярна в современной западноевропейской литературе.
   [30] Шереметев Борис Петрович (1652-1719) - тамбовский воевода с 1681 г., генерал-фельдмаршал с 1701 г., граф (с 1706 г.), виднейший русский военачальник конца XVII - первой четверти XVIII вв.
   [31] Шафиров Петр Павлович (1669-1739) - глава Посольского приказа с 1706 г., вице-канцлер с 1709 г., барон (с 1710 г.), посланник в Турции в 1711-1714 гг., президент Коммерц-коллегии в 1725-1730 и 1733-1739 гг.
   [32] Долгорукий Григорий Федорович (1656-1723) - князь, в 1701-1721 гг. (с перерывами) - посол в Польше.
   [33] Сестра Ф. М. Апраксина Марфа Матвеевна была второй женой царя Федора Алексеевича.
   [34] Имеется в виду неудачный поход финляндской армии под командованием генерала Г. Любеккера на Петербург осенью 1708 г.
   [35] Он командовал семью мальтийскими галерами в погоне за турецкими кораблями.
   [36] Петропавловская.