Знакомясь с причинами Смуты, мы назвали ее последним выражением того двустороннего кризиса, который переживало Московское государство в XVI веке. Политическая сторона этого кризиса имела вид борьбы между верховною властью и родовой аристократией. Борьба привела еще до Смуты к полному разгрому княжеского боярства и к образованию дворцовой знати. В первом периоде Смуты новая дворцовая знать сама истощила свои силы в борьбе за престол и стала жертвою внутреннего междоусобия. Падение виднейших семей дворцового круга дало возможность остаткам родовой знати с Шуйскими во главе снова стать у власти с явною реакционною программою. Но несочувствие общества и ряд восстаний ниспровергли олигархическое правительство княжат. Тогда, в виде компромисса между родовою знатью и знатью позднейшей формации, создан был проект унии с Речью Посполитою, по которому власть должна была принадлежать думе под главенством государя из дома Вазы. Но этот проект повел к полному падению боярского правительственного класса. Раздавленное Сигизмундом и его "верниками", боярство больше не поднималось, и новая династия XVII века по своему усмотрению, искусственно и без внешних стеснений могла образовать свой собственный правительственный класс на почве бюрократической выслуги и дворцового фаворитизма. Это было одно из видных последствий Смуты.
   Другая сторона кризиса XVI века представляла собою очень сложный процесс борьбы за землю и рабочие руки. Правительственная практика и житейские отношения связывали право землевладения с правом на крепостной труд. Недовольство закрепощаемой трудовой массы выразилось в центре и на окраинах государства усиленным выходом крепостных на новые земли и в казачество. Выселение повело за собою попытки со стороны власти и землевладельцев регулировать выход и задерживать население за владельцами. Но эти попытки только ссорили между собою представителей мелкого и крупного, тарханного, землевладения и обостряли вражду крепостного люда к угнетавшему его общественному порядку. Выходя на Поле и собираясь в казачьи станицы или же снова попадая на новой оседлости в постылую зависимость, "боярские люди" готовы были силою действовать против государства. Они воспользовались движением первого Самозванца и поддержали его, а затем вторично пошли за Болотниковым на Москву уже с открытым желанием общественного переворота. Оказавшись слабее того порядка, на который восстали, "воры" казаки и холопи понесли поражение от Шуйского, но немедля снова пришли под Москву с Тушинским Вором. Новая неудача заставила их стать под одни знамена с земскими людьми для борьбы с иноземным игом. В общем стане под Москвою им впервые удалось одолеть служилых людей, овладеть правительственным положением и стать властью в стране. Но это самое торжество "воров" вызвало дружный отпор земщины, начавшей немедля прямую войну с казаками и победившей их. Стесненные Пожарским, подмосковные казаки разделились: часть их вступила на земскую службу в прямое подчинение земской власти, а часть ушла из государства. Ее предводитель Заруцкий мечтал об основании своего государства на Каспие, завел сношения с кочевниками и с Персией, думал организовать казачество на Поле, на казачьих реках. Но десятилетняя борьба казачества с государством уже всем показала, что казакам с ним не сладить. Хороший наблюдатель событий, знакомый нам И. Масса, в августе 1614 года писал на родину о Заруцком: "я твердо уверен, что ранее двух месяцев будет ему конец". Победу М. Ф. Романова над казаками Масса называл "одною из главнейших побед царя". Так думали все. Донское казачество не пристало к Заруцкому, оно предпочло мирные сношения с Москвою новым рискованным предприятиям против Москвы, и у государства с казачеством понемногу установился своеобразный порядок отношений не то прямого подданства, не то политического протектората. В этом заключалось важное последствие земских побед 1612 года.
   Итак, в Смуте уничтожилось старое боярство и было поражено казачество. Верх и низ московского общества проиграли игру, а выиграли ее средние общественные слои. Их ополчение овладело Москвою, их "начальники" правили страною до царского избрания, ими же, наконец, был избран царь Михаил. Перед Смутою и в ее начале еще жива была память о боярах, "государях" Русской земли, которые шли от "великих и удельных князей" и посужались только "великим государем" московским. Они были господствующим классом в обществе и сообщали обществу аристократический оттенок. С ними боролся Грозный. Он разгромил их, но не мог истребить их памяти, и новая, созданная Грозным, знать тянулась подражать во всем, кроме политических тенденций, тем же "государям". Она усваивала формы их княжеского землевладельческого быта и готова была унаследовать их гордость и заботливость об "отечестве" и "чести". Смута смела все эти аристократические пережитки и выдвинула вперед простого дворянина и "лучшего" посадского человека. Они стали действительной силой в обществе на место разбитого боярства. Произошла, словом, смена господствующего класса и исчезли последние остатки старого социального режима.
   Так определяется основной факт нашей общественной истории начала XVII века. В нем находит свое объяснение внутренняя политика новой династии в первое время после Смуты. Созданная средними слоями населения на их земском соборе и даже в отсутствии бояр седмочисленной думы, новая династия была тесно связана с избравшею ее средою и действовала с ее постоянной поддержкой. Царь и земский собор составляли единое и вполне согласное правительство, главной заботой которого было поддержать и укрепить восстановленный государственный порядок. Обе силы дорожили одна другою: собор был единственной опорой власти, действовавшей в расстроенном государстве, а царь был внешним символом народной независимости и порядка. Не собор стремился разделить с властью ее прерогативы, а царь желал разделить с собором тяжелое бремя управления и ответственность за возможные неудачи. К полной солидарности власть и ее совет приводились сознанием общей пользы и взаимной зависимости. Поэтому политика правительства царя Михаила совпадала со стремлениями земского собора, служившего органом господствовавших в стране интересов. Она была холодна к интересам старой родословной знати. Даже Пожарский, клонивший свои симпатии к этой знати, не был, несмотря на свои исключительные заслуги, хорошо поставлен в Кремлевском дворце: его выдали головою Борису Салтыкову всего через год после освобождения им Москвы. А перворазрядные княжеские фамилии из уцелевших после Смуты, например, Голицыны и Куракины, до конца XVII века сошли с первого плана придворной жизни. Гораздо внимательнее относилась новая династия к простому служилому классу. Его землевладение было одною из самых больших забот правительства. Уже 5 июня 1613 года новый царь слушал указы Ивана Грозного об ограничении права распоряжения вотчинами и восстановил их силу: "вперед бояром и дьяком Поместнаго приказу велел о княженецких и о монастырских вотчинах делати по прежнему указу царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии". Таким образом на земельные операции тарханных владельцев, светских и духовных, правительство по-прежнему налагало свою руку. Простым же служилым людям в их хозяйственной нужде правительство шло навстречу. Оно устраивало их на поместьях и, по их челобитным, крепило за ними крестьян, обещая полную отмену знаменитых "урочных лет". Крепостной труд, без которого не умели жить землевладельцы, правительство признавало, как и они, непременным условием земельного хозяйства служилого человека. В жертву потребностям этого хозяйства и приносилась гражданская независимость сельского работника. Зато в других своих слоях, на землях черных и дворцовых, тяглое сословие "торговых", "посадских" и "уездных" людей пользовалось большим правительственным вниманием. Правительство не раз высказывало свое пожелание, чтобы все эти люди от бед и скорбей своих "поразживались". Всеми подобными мероприятиями, взглядами, пожеланиями правительство, в сущности, давало ответ на то, что говорили ему его избиратели в своих челобитьях и в речах на земских соборах.