Чтобы лучше понять особенности процесса закрепощения крестьян в России, обратимся к аналогичному явлению в истории европейских государств, где оно, правда, имело место несколькими веками ранее. В Западной Европе режим крепостного права уходил своими корнями еще в IX–XI вв., в эпоху складывания первых королевств, прошедших затем через феодальную раздробленность. Скажем, во Франции уже при Карле Великом и его преемниках феодальная знать активно подчиняет себе ранее свободных крестьян-земледельцев. Попавшие в руки знати обширные земли должны были обрабатываться чьим-то трудом, и самым простым выходом стало привлечение к нему крестьянского населения округи. После того, как рядовые свободные общинники были отстранены от военной службы и потеряли свои судебные права, начался процесс их перехода под власть крупных магнатов-землевладельцев. Постепенно распространяется барщина, когда крестьяне по 2–3 дня в неделю работают на господских землях, что привязывает их к определенному месту жительства. Правда, собственные крестьянские наделы сохранили статус наследственных владений, которыми крестьянин имел право распоряжаться внутри сеньории (земель феодала, его господина). Только потерявшие личную свободу сервы не имели фактически никаких прав, целиком завися от воли своего хозяина, и в этом смысле могут быть сопоставлены с русскими крепостными.
   Однако даже в XI–XIII вв., когда почти все земли во Франции оказались поделены между феодалами-собственниками, сервы не составляли большинства среди крестьянского населения, их доля доходила максимум до 30–40 %. Более половины французских крестьян находились в поземельной, а не личной зависимости от своих господ, сохранили общинную организацию и при необходимости выступали против попыток сеньоров захватить те угодья, которыми они пользовались сообща. Они редко несли барщину, платили в основном натуральную, позднее денежную ренту. Сами феодалы к XIII в. уже поняли выгоду такого положения и стали передавать почти всю свою землю в арендное пользование лично свободным крестьянам, а число сервов быстро сокращалось. Но одновременно крестьянское население попадает и в сферу внимания королевской власти, которая начинает собирать с них налоги в государственную казну. Естественно, что крестьянство, уже почувствовавшее свою силу, не горело желанием получить на свою шею еще одного господина, и вторая половина XIV столетия ознаменовалась целым рядом восстаний (крупнейшее из них – Жакерия), участники которых протестовали против повышения налогов, сжигали феодальные замки, убивали королевских чиновников. Хотя все эти выступления жестоко подавлялись, но каждое из них вынуждало господ идти на уступки крестьянам, поскольку сельское хозяйство по-прежнему оставалось ведущей отраслью экономики, а кормить требовалось многих. В итоге к концу XV в., с формированием единого централизованного Французского королевства институт личной зависимости вообще уходит в прошлое, и подавляющее большинство крестьян пребывают в статусе лично свободных наследственных держателей собственных наделов, платящих денежную ренту в пользу землевладельца либо короля.

Смерть Уота Тайлера

   В Англии процесс закрепощения развернулся в полную силу после норманнского завоевания, когда король Вильгельм и его преемники щедро раздавали земли выходцам с континента, решившим попытать счастья у них на службе. Английские феодалы также обзаводятся лично зависимыми крестьянами – вилланами, стараются захватить в свои руки побольше крестьянских угодий и заставить сельское население трудиться на землях сеньоров. Однако политическая нестабильность XII–XIII вв., ожесточенная борьба королей со знатью и появление парламента не способствовали успеху подобных начинаний. Крупные землевладельцы еще держались, а вот мелкое и среднее рыцарство уже к концу XIII в. охотно переводило своих крестьян в разряд лично свободных и раздавало им собственные земли в аренду, заменяя барщину денежной рентой. Крестьянские восстания конца XIV в. (движение Уота Тайлера и др.) вынудили королевскую власть обратить внимание на положение сельского населения, дабы не отягощать его сверх меры налогами и сборами, а в ходе войны Алой и Белой Розы на протяжении XV в. погиб почти весь цвет английской знати. В итоге, подобно тому, как это произошло на континенте, в Англии под властью Тюдоров к концу XV в. лично зависимых крестьян также практически не осталось. Правда, впереди была еще эпоха «огораживаний», насильственного сгона крестьян с земли, но с крепостным правом на острове было покончено.

Томас Мюнцер, вождь восставших в Германии

   Своеобразно складывалась судьба крестьянского населения в германских землях. Здесь на протяжении средних веков продолжала играть большую роль крестьянская община, препятствовавшая закабалению феодалами свободных крестьян, а развернувшаяся с X–XI вв. колонизация восточных территорий, ранее заселенных славянскими племенами, давала возможность уходить туда тем крестьянам, которые не могли ужиться со своими господами. В Германии можно было встретить одновременно и лично зависимых, и поземельно зависимых крестьян, и даже свободных общинников. Такое положение сохранялось, по крайней мере, до XIV в., а затем началось массированное наступление феодалов на права сельского населения. Бессилие императорской власти делало германских князей полновластными хозяевами своих владений, и уже в XV в. землевладельцы стали ухудшать права крестьян на их наделы, лишать их наследственного статуса, превращать держателей в краткосрочных арендаторов, а в перспективе – вернуть их в статус лично зависимых и обязать к барщине. Так оно и случилось: несмотря на активное сопротивление крестьян, вылившееся в 1524–1525 гг. в Крестьянскую войну, охватившую почти всю территорию Германии, в конце концов рыцари и знать добились своего, превратив значительную часть сельских жителей в своих крепостных. Этот же процесс, получивший в литературе название «второго издания крепостничества», шел и в других странах Центральной и Восточной Европы: в Австрии, Чехии, Польше и др. Характерная особенность – во всех этих странах не было сильной королевской власти, управление государством держали в своих руках аристократы и крупные землевладельцы, чьей поддержки искала масса мелкого и среднего рыцарства, служилого дворянства.
   Таким образом, если в государствах Западной Европы к XVI в. крепостное право сделалось лишь воспоминанием, то в Германии и дальше к востоку оно лишь утверждалось и приобретало законченные формы. Конечно, есть соблазн сопоставить эти события с российским вариантом, который, на первый взгляд, выглядит очень похоже и практически совпадает во времени. Однако есть одно важнейшее различие, которое сводит на нет подобное сравнение: в европейских странах, как правило, крестьяне могли избавиться от крепостной зависимости, пользуясь ослаблением своих господ-феодалов в борьбе с центральной властью, с королями и их администрацией. Там, где централизованная власть не сложилась или была слишком слабой, царило своеволие землевладельцев, получивших возможность обращать в крепостных население своих владений. В России же, по сути, главным двигателем процесса закрепощения выступила сама государственная власть, своими руками создавая служилое сословие, дворян-помещиков, которые должны были стать со временем полновластными хозяевами не только имущества, но и жизни крестьян. Можно спорить, какие цели преследовала власть, идя на такие меры, и понимали ли современники Ивана Грозного и Бориса Годунова, к чему в итоге приведет такая политика, но факт остается фактом – именно на московских правителях конца XV – XVI вв. лежит главная доля ответственности за формирование в стране режима крепостного права. Все дальнейшие события явились лишь логическим результатом проводимой в этот период государственной политики.