Вот приказ главнокомандующего германской армией:
   "Борьба против антигерманских элементов среди гражданского населения России возлагается на особые отряды безопасности.
   Военнослужащим воспрещается присутствовать при выполнении отрядами безопасности необходимых мероприятий, а особенно фотографировать работу отрядов безопасности".
   Этот приказ - победа гестапо над немецкими генералами: Гиммлер получает монополию на виселицы, гестаповцы добились привилегии жечь деревни, расстреливать из пулеметов женщин и уничтожать русских детей. "Отряды безопасности" - это эсэсовцы, волки из волков, змеи из змей.
   Конечно, и прочие немцы не любят церемониться. Обер-лейтенанты под видом борьбы с государственной изменой насилуют русских девушек. Ефрейторы, говоря, что они очищают страну от коммунистов, очищают крестьянские избы от одеял и подушек. Немецкие солдаты, якобы сражаясь с партизанами, убивают десятилетних детишек. Но все это для гитлеровцев - мелочи. Оптовые убийства, расстрелы десятков тысяч горожан из пулеметов, уничтожение деревень, камеры пыток для арестованных поручаются "отрядам безопасности".
   Почему же военнослужащим возбраняется присутствовать при массовых казнях, пытках, при зверских расправах? Может быть, фельдмаршалы щадят чувствительные души ефрейторов? Может быть, нервы фельдфебелей начинают пошаливать? Нет, чужой кровью немца не проймешь. Не смутишь его агонией чужих детей. Почему же главнокомандующий подписал этот приказ? Ответ прост: главный палач, Адольф Гитлер, боится ответственности.
   Среди немецких солдат достаточно болтунов. Попадется такой в плен и расскажет: "В Киеве наши здорово поработали - привели женщин на кладбище и расстреляли, а в Ростове наши сожгли детей в подвале - замечательно работали".
   Еще опасней фотоаппарат. Немцы любят запечатлевать на пленке свои подвиги. Я видел фотографии с виселицами для сербов, с убитыми гречанками. Видел и фотографии, сделанные у нас: расстрел старого русского крестьянина, голую девушку на площади украинского городка. Имеются, наверно, и фотографии киевских зверств. Фотообъектив - наблюдательная штука, он запечатлевает все - и мучения жертв, и морды палачей.
   Гитлер страшится ответственности. Гиммлер поджимает хвост. Эсэсовцы начинают понимать, что не все им резвиться - придется и отчитываться. Они хотят убивать без свидетелей. Они хотят пытать без посторонних. Они боятся улик - долой фотоаппараты!
   Наивные уловки! У нас миллионы свидетелей. Не всех они убили. А уцелевшие все видели. Сожженные дома - это тоже свидетели. Женские кофты в немецких штабах - это тоже улики. Мы обойдемся без немецких фотографий. Мы не станем гадать, какой эсэсовец насиловал, а какой проламывал черепа. Мы знаем, что все эсэсовцы - наперсники Гиммлера и профессиональные палачи.
   Настанет день, и мы посадим Гитлера на скамью подсудимых. Он ответит за все. Может быть, он скажет: где улики? где свидетели? Тогда встанут из могил замученные. Тогда бросятся на Гитлера матери растерзанных. Тогда заговорят даже камни испепеленных русских городов. Тогда завопит наша земля, оскорбленная немецкими зверствами: "Смерть! Смерть! Смерть!"

13 декабря 1941 г.
Эренбург И.Г. Война. 1941-1945. М., 2004. С. 158-159