Немцы озадачены мужеством защитников Сталинграда. Они философствуют: "Почему русские не капитулируют?" Газета "Берлинер берзенцейтунг" ("Биржевая берлинская газета") пишет 6 сентября: "Поведение противника в бою не определяется никакими правилами. Советская система, создавшая стахановца, теперь создает красноармейца, который ожесточенно дерется даже в безвыходном положении. На том же исступлении построена советская военная промышленность, беспрестанно выпускающая невероятное количество вооружения. Русские сопротивляются, когда сопротивляться нет смысла. Они производят впечатление лунатиков, для которых война протекает не на реальной земле, а в мире воображаемых понятий".
   Берлинские биржевики перемудрили. Каждый красноармеец знает, что война идет на земле, а не на бумаге. Война идет на нашей, русской, земле. Для немцев степь - это поле сражения, и только. Мы знаем, что эта степь пахнет полынью, для нас эта степь - родная. Для немцев Сталинград - крупный населенный пункт, стратегически важный центр. А в Сталинграде живут наши родные, наши друзья. Мы гордились его домами, школами, заводами. Мы его строили в радости и в муке, как мать рожает дитя. Для немцев Волга - водный рубеж. Нужно ли говорить о том, что для нас Волга? Немцы увидели ее и равнодушно сказали: "Ага, большая река", а русские пять веков звали Волгу "матушкой".
   Для немцев наши поля - "пространство". Для нас они - родина. Для немцев наши богатства-трофеи. Для нас они - наш пот, наша кровь, наша история. Для немцев русские женщины - рабыни. Для нас они - наши жены, наша любовь, наша жизнь.
   Немцы из "Биржевой газеты" удивляются: почему русские сражаются "в безвыходном положении?" Для русского нет безвыходного положения. Можно сравнивать равные величины. Можно сказать, что полк больше батальона, а батальон больше роты, можно взвесить различные снаряды, можно проверить толщину различной брони. Но нельзя сравнивать человеческое сердце с танком, человеческий мозг с минометом, человеческое мужество с бомбой.
   Сержант Иван Бобрик пробрался в подбитый немецкий танк, стоявший вблизи переднего края противника. Он просидел там с телефонным аппаратом тринадцать суток: он направлял наш огонь. В танке сержант нашел пулеметное гнездо. Пулемета не было. Ночью Иван Бобрик вылез из машины: он решил найти немецкий пулемет. Он его нашел, прочистил, смазал, набрал патронов. На четырнадцатый день немцы догадались, где засел русский наблюдатель. Они двинулись на танк. Сержант их встретил пулеметным огнем. Немцы начали обстреливать танк из орудий. Иван Бобрик выбрался из машины и дошел до наших. Ночью он сказал: "Пулемета жалко", пополз к танку и принес немецкий пулемет с патронами. Иван Бобрик четырнадцать дней был в "безвыходном положении", но у него было мужество, и он нашел выход.
   Радист Рувим Спринцон и три его товарища пять дней, без отдыха, без сна, без еды, окруженные врагами, направляли огонь нашей артиллерии. Когда немцы подошли вплотную к развалинам, где находилась рация, Рувим Спринцон спокойно передал: "Огонь на нас!" Казалось, выхода нет. Но немцы дрогнули под артиллерийским огнем. Рувим Спринцон и три его товарища выбежали с автоматами, начали уничтожать немцев.
   Самолет Бориса Голубева был сбит. Раненый летчик оказался в тылу противника. Четверо суток он брел к нашим. Он дошел. Его перевязали. Он попросил бумагу и написал дрожащей рукой: "Здравствуй, товарищ Сорокин. Пишет тот, кого вы потеряли 9-го числа. Задание выполнено. Машина сгорела. У меня перебита правая рука, обожжено лицо". Напускная храбрость декламирует. Но что возвышенней этих скромных слов: "Задание выполнено".
   Наши наступали, но огонь противника был настолько яростным, что пехота залегла. Тогда артиллерист старшина Толстопятое крикнул своим друзьям: "А ну-ка!.." Их было двенадцать. Они прошли к проволоке, пробили проход, прорвались в расположение немцев. Старший сержант Решетов ворвался в дзот и повернул пулемет против немцев. Так двенадцать смельчаков разгромили штаб батальона. За ним пошла пехота.
   Несколько наших разведчиков отправились за "языком". Заместитель политрука Куникбаев увидел трех немцев. Он посмотрел, кто из них командир. Двух солдат Куникбаев застрелил, а немца с петличками вытащил из дзота. Прибежали другие немцы. Куникбаев дрался ногами - руки у него были заняты. Он приволок немца, и немец, очухавшись, вытащил папиросы: "Битте... битте... пожалуйста..." Куникбаев папирос не взял, ответил: "То-то, знаем сами, что биты, и еще не так бить вас будем..."
   Это - будни боя, это то, о чем не пишут в сводках, это повседневное мужество наших бойцов. Могут ли понять берлинские биржевики, что такое русское сердце! Они в недоумении смотрят на дымящиеся развалины домов. Почему к этим развалинам не подходят бравые фрицы? Почему не развевается паучий флаг над Сталинградом? Но там - не только камни, там люди. И люди сражаются: это - русские люди. Любовь к родине разлилась, как река в половодье, затопила все. Уже нет отдельной судьбы человека. Есть только судьба родины. Жизнь бойца неразрывно связана с сотнями дружеских жизней, и все они - это жизнь России. Припадая к земле, русский Антей находит новые силы, и он встает, он идет на врага, Антея не сразить. Немцы дошли до Волги. Немцы хотят нас схватить за горло. Но для нас нет "безвыходного положения". У нас есть выход - один, но верный: перебить немцев. И мы их перебьем!

20 сентября 1942 г.
Эренбург И.Г. Война. 1941-1945. М., 2004. С. 296-299