Сквозь слезы счастья израненная земля улыбается весне. Улыбается человек. Он был на краю гибели. Не будем преуменьшать пережитую опасность: враг был очень силен, ожесточенно сражался и сдался он только тогда, когда не мог не сдаться. Если мы победили такого врага, если прошли от Волги до Эльбы, то не потому, что нам было легко идти. Нет, мы прошли потому, что правда сильнее лжи.
Представитель германского командования на вопрос, согласен ли он капитулировать, ответил: "Да!" Он ответил "да" 8 мая 1945 года... Несколько иначе он думал в 1941 или в 1942 году. Последний разговор произошел в Берлине, уже покоренном Красной Армией: дело решило оружие. Много писали о ключах Берлина. Мы ворвались в этот город без ключей. А может быть, был ключ у каждого из нас: большая любовь и большая ненависть. Мы поняли, что должны прийти в Берлин, давно - когда увидели первого ребенка, убитого фашистами. Мы знали, что гитлеровская Германия сдастся, когда у нее не будет больше выбора, и мы решили лишить ее выбора. Мы решили это в тот самый час, когда услышали заносчивые крики захватчиков, которые клялись стереть с лица земли Россию. Медленно шагает справедливость, извилисты, порой непонятны ее пути. Но час настал, и справедливость восторжествовала.
В эфире носятся песни, возгласы радости и слово "свобода" на сорока языках. В нашей славной Москве, в Лондоне у Трафальгар-сквер, в Париже на Елисейских полях, в Нью-Йорке, и в милой Праге на Вацлавском наместье, и в израненной, но живой Варшаве, и в воскресшем Загребе, и в Милане, который показал свою душу, достойно наказав дуче, и в Осло у статуи Ибсена, и в Брюсселе перед древней ратушей - повсюду люди празднуют победу. Народы Европы узнали всю меру горя, всю глубину унижения. Они жили без воздуха и без света. И правильно сказал один норвежец: "Мне радостно и больно глядеть на солнце, потому что я вышел из могилы..."
Хуже могилы был "новый порядок" Гитлера. Может быть, наши внуки удивятся, прочитав об этих страшных годах. Они спросят: правда ли, что миллионы людей были вырваны из земли, как деревья, а другие миллионы убиты, правда ли, что палачи отбирали людей иного происхождения и душили их газами, правда ли, что существовало государство, где к человеку подходили как к племенному быку, что это государство поработило десять других государств, что его ученые изобретали усовершенствованные способы умерщвления детей и стариков, что пеплом сожженных девушек удобряли огороды тюремщиков, а из волос мучениц изготовляли гамаки, из кожи убитых делали переплеты и абажуры? Мы не станем гадать, было ли это, мы помним все и, даже если хотели бы забыть, не смогли, - ведь было это на нашей земле и с нашими близкими. Это было также и в других странах, и понятно, что все народы проклинают годы гнета, что все народы благословляют наш народ.
Я не хочу преуменьшать роли наших доблестных союзников, они по праву заняли свое место за столом победителей. Мы знаем, как стойко вели себя жители Лондона, как доблестно сражались солдаты Великобритании и в Ливии, и в Италии, и в Голландии. Мы ценим силу и смелость народа Америки. Мы помним, что подлинная Франция не сложила оружия и что ее солдаты прошли от Бир-Хакейма до Ульма. У нас были боевые друзья. И все же весь мир видит в нашем народе освободителя. Дело не в том, что у нас много земли, - земля велика; дело в том, что много, очень много могил на советской земле; на этой земле был дан великий бой врагу, и не в Африке, и не на другом месте дрогнул колосс германской армии, а на маленьком отрезке земли - у Сталинграда. Дело не в том, что нас много, - на свете много людей; тяжбу между правдой и ложью решила не арифметика; дело в природе советского человека.
У статуи Самофракийской победы нет лица: оно погибло; и лицо заменяют движение тела, крылья. У нашей победы есть лицо; это лицо простое и одухотворенное, живое, человеческое лицо. Тот, кто хочет понять, как люди победили фашизм, должен разглядеть лицо нашей победы. 1945 год нельзя понять, не вспомнив 1941 год. Те черные дни были истоком нашего счастья. К тому времени Германия овладела многими странами, обратила многие народы в рабство и, мощная, хорошо вооруженная, тщательно подготовленная к нападению, решила сокрушить Советский Союз. Мы победили потому, что выстояли; мы победили потому, что немцы двигались на восток, завязая в трупах своих однополчан, потому, что боец шел с бутылкой против танка, девушка, жертвуя молодой своей жизнью, поджигала военный склад, десять артиллеристов задерживали на день армию противника, раненые не уходили с поля боя, пехотинцы, когда кончались патроны, били прикладом, прикрывали собой амбразуру дотов, летчики - таранили врага, а радисты передавали: "Огонь на меня". Мы победили потому, что народ жил одним: той победой, которая теперь стала поцелуями, надрезанным хлебом, огнями в окнах и огнями глаз. Мы победили потому, что машинисты вели по трое суток эшелоны без отдыха, потому, что рабочие, выгрузив где-то на пустырях станки, тотчас становились на работу; женщины подымали тяжелые бруски и, оставшись без мужей, в селах кормили фронт; и четыре года люди не хотели думать ни о чем другом, как о победе. И если спросит чужестранец, как смог наш народ вынести такое, мы ответим: не в "крови" суть, не в колдовстве, есть объяснение - у нас много народов и один народ, называем мы его советским. В этом разгадка. Он победил потому, что был движим высокими чувствами, любовью к правде, потому что зверства гитлеровцев глубоко возмутили его совесть, потому что Человек не мог вытерпеть подобного попрания человеческого достоинства.
Мы выиграли войну потому, что мы ненавидели захватническую войну и хотели уничтожить ее носителей, ее вдохновителей, ее приверженцев.
Мы поставили на колени гитлеровскую Германию, потому что мы были народом скромным и никого не хотели унижать, покорять и умалять. Боец прошел от Кавказа до Берлина и вошел в Берлин, потому что он верил в книгу, а не в "фау"; и учитель из Пензы, который теперь - комендант одного из саксонских городов, не кричал, что Пушкин - это хорошо, а Гете - это плохо, он гордился тем, что Пушкин любил Гете. Скромность и справедливость оказались сильнее спеси. Когда мы увидели на нашей земле захватчиков, мы были одни. Англичане тогда еще были у себя на острове. Америка тогда еще не вступила в бой. Франция была повержена. А у Германии в те дни было очень много "союзников". Эти "союзники" потом хорошо рассчитались с немецкими фашистами - в Софии и в Милане, в Братиславе, в Загребе. Мы победили, потому что наш Союз - это действительно союз народов, и нет в нашей стране людей высшей и низшей расы. И мы разбили изумительную военную машину Германии, потому что машина без человека - это лом, и только лом; нельзя заменить сознание техникой. На нашей стороне было то человеческое дерзание, которое древние выразили в легенде о Прометее: мы несли факел века, его-то мы отстояли от тьмы.
Победила коалиция свободных народов. Впереди шел наш народ, и в этом порука, что победа не останется только событием военной истории, что в Европе восторжествуют начала свободы и братства. Если бы наша победа была лишь победой одного из государств, ей бы так не радовались другие народы. А когда передают по радио манифестации в Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке, я все время слышу слово: "Сталин! Сталин!" Почему же лондонские студенты, парижские рабочие и клерки Нью-Йорка радуются, что победил Сталин? Они видят в этом спасение своих детей от новых Майданеков, от новых "фау", от реванша германской военщины, от рецидива фашистского бешенства, от крови и слез страшного пятилетия. И я не знаю, что показательнее - радость народов или дрожь мадридского палача Франко, который видит, что пепел Герники стал пеплом Берлина и что пигмеям фашизма не устоять после крушения фашистского колосса.
Начинается новый день мира. Нелегким он будет: слишком много пережито. Могилы зарастут травой, но в сердцах останется зияние: не забыть погибших. Трудно будет отстроить города, юношам трудно будет наверстать потерянное. И все же какое это радостное утро! Ведь спасено главное: право дышать не по фашистской указке, право не склонять голову перед "высшей расой", право быть человеком; спасено кровью, потом, отвагой советского народа. Отгремел последний выстрел. В непривычной тишине можно услышать, как летит жаворонок, как дышит ребенок... И сквозь слезы улыбается земля - победе Человека.
16 мая 1945 г.
Эренбург И.Г. Война. 1941-1945. М., 2004. С. 749-753