На раннюю советскую музыкальную культуру большое влияние оказал А. Скрябин, чуткий мечтатель, умерший еще до революции, в 1915 г. Новаторские гармонии Скрябина, звучащие, например, в его симфонической Поэме огня ("Прометей"), во многом предвосхитили музыкальные поиски последующих десятилетий.
   Лидером классического музыкального процесса продолжал оставаться С. Рахманинов, на время замолчавший как сочинитель, лишь дававший в эмиграции блистательные концерты. Но рядом с ним уже шли будущие великие композиторы ХХ века, - века диссонансов, резких созвучий, бешеной энергии, непривычных темпов, - Игорь Стравинский и Сергей Прокофьев.
   В стране победившей революции нашлось место традиционной музыке. К традиционалистам принадлежал, например, вполне признанный советской властью А.К. Глазунов - продолжатель линии Могучей кучки и Чайковского.
    На советском музыкальном небосклоне появились новые звезды. С первыми собственными произведениями выступил во второй половине 20-х годов молодой Д. Шостакович. Музыка раннего Шостаковича следует за ритмами революции, пытается уловить ее язык, ее интонации, ее логику, сначала потаенную, как бы необязательную, потом непреложную, на самом деле, непреоборимую.
   Шостаковичу суждено было стать композитором, наиболее полно выразившим суть и противоречия новой эпохи. Ощущение голоса эпохи, бросающей человека из "отдельности" в массу, в мир столкновений не на жизнь, а на смерть, возникает у него сразу, в Первой симфонии. Но, казалось, эпоха брала оптимистический старт, и сама трагедия революции и гражданской войны воспринималась многими в те годы как "оптимистическая трагедия". И, казалось, все самое тяжелое и страшное позади, оттого тот незлобивый юмор, который десятилетием позже уступит место мучительным и мрачным сарказмам.

   К полузабытым сейчас именам принадлежит имя Н.Я. Мясковского, русского офицера, сражавшегося с 1914 по 1921 год в Российской, потом в Красной Армии, одного из крупнейших композиторов России. Мясковский соотносится с Шостаковичем так же, как с Пушкиным соотносится Боратынский: один как будто предвосхищает другого. Мясковский первым выразил в музыке, в своей возвышающей душу, побуждающей к глубокому философствованию 6-ой симфонии, раскол России, трагедию революции и гражданской войны, через которую он прошел лично. Решительный музыкальный новатор, Мясковский значим тем, что в эпоху крушений и разрывов сохранил самую тесную связь с русской симфонической классикой.

   Аудитория 1924 года стоя 15-минутной овацией приветствовала Шестую симфонию Мясковского. Знатоки считают ее одной из самых сильных русских симфоний. Всего Мясковскому принадлежит 27 симфоний.

    Большой и Ленинградский академические театры по-прежнему жили русской классикой. По-прежнему звучали великие голоса А. Неждановой, Л. Собинова, других певцов, стяжавших себе славу еще до революции. Но уже были приняты в труппу Большого Надежда Обухова и Иван Козловский - те, кто станет символами его величия в последующие десятилетия. Основу репертуара составляла старая опера, новая не приживалась. Но вот в 1926-ом в Ленинграде, вслед за Чикаго, поставили авангардистскую комическую оперу "Любовь к трем апельсинам" русского эмигранта Сергея Прокофьева, и это было похоже на прорыв.

   Свою приверженность эксперименту Ленинградский (Мариинский) театр доказал постановкой в 1927 году оперы "Воццек" А. Берга, одной из его экспрессионистских "драм крика", полной мучительных смыслов и предельно трудной для исполнения.

  Джаз - жизнерадостное искусство импровизации - входил в коллективистскую советскую жизнь не без проблем, ведь джаз - это свобода, это право каждого говорить своим голосом. В 20-е годы русские, скорее, только присматривались к джазу. В Москву, начиная с 1923 года, приезжали американские джаз-банды. А первый полноценный советский джаз ("Теа-джаз") был создан в 1929 году Л. Утесовым и Я. Скоморовским.
   В народе популяризировались и находили живой отклик песни гражданской войны: "Белая армия, черный барон" и "По долинам, по загорьям", "Смело мы в бой пойдем", "Гулял по Уралу Чапаев-герой", - много было подобных песен. Символом 20-х годов стала "Молодая гвардия" на стихи поэта А. Безыменского: "Вперед, заре навстречу,/ Товарищи в борьбе!/ Штыками и картечью/ Проложим путь себе!". Все знали пионерскую песню "Взвейтесь, кострами, синие ночи!..."
   Продолжал жить-бытовать городской фольклор. Одной из самых известных городских песен 20-х годов были "Кирпичики", непревзойденные по популярности. Рассказывают, что мелодия "Кирпичиков" впервые прозвучала у Мейерхольда в спектакле "Лес". Прошло немного времени - и появились слова о советском кирпичном заводе. Песня молниеносно распространилась по всему Советскому Союзу, ее пели в рабочих клубах, в варьете, в богатых ресторанах, распространяли в виде пластинок, нот и комсомольских песенников. Множились устные варианты.
   Интересны частушки 20-х, в частности, политические частушки - озорные, живые, и, как правило, добродушные, - в тридцатые такие уже не услышать.

Ленин Троцкому сказал: Пойдем, Лева, на вокзал, Сграбим лошадь карюю, Накормим пролетарию.

Мой Ванюша гуля был, Подшивал подметки. А сейчас он коммунист, Ездит на пролетке.

Сами, сами комиссары, Сами председатели. Никого мы не боимся,- Ни отца, ни матери.

   

назад

вперёд